во главе с Б.А. Каменкой[2174]. Заявленные планы обширны: различные экспортно-импортные операции как за собственный счёт, так и по комиссионным поручениям, выдача ссуд под товары. Нобель предложил задействовать многообразные транспортные средства, имеющиеся в распоряжении товарищества[2175]. Так политические интересы перерастали в тесное экономическое сотрудничество. Ранее Азово-Донской банк был связан с кадетами, в руководство которых входил А. И. Каменка (родственник Б.А. Каменки), выступая в роли казначея центрального комитета Конституционно-демократической партии[2176]. Теперь же мы являемся свидетелями усиления и сплочения оппозиционных сил, произошедшего в ходе противостояния Нобелей с питерскими банками. Интерес в таком союзе московских купеческих тузов вполне прагматичен и понятен. В случае поражения могущественного нефтяного концерна следующей на очереди была бы текстильная промышленность Центральной России. Поэтому дело Нобелей превращалось для них в рубеж, на котором можно было затормозить сильного соперника.

Для отражения атак петербургских банков Нобелям, как мы видим, удалось мобилизовать как внутренние, так и международные силы, которые по тем или иным причинам не были заинтересованы в их падении. В этой ситуации питерцы с союзниками смогли увеличить свою долю с 8 млн рублей всего лишь до 10,5 млн из 30 млн рублей, т. е. они аккумулировали около 35 % основного капитала товарищества[2177]. Искомый контрольный пакет заполучить не удастся — это стало ясно к весне 1916 года. Архивные материалы отразили постепенный распад банковского консорциума по приобретению нобелевских акций. Так, Петроградский международный банк уведомил Русско-Азиатский банк о выходе из состава синдиката многих членов и поставил вопрос о возможности его ликвидации ещё до истечения установленного срока[2178]. Правда, некоторые считали экспансию против Нобелей верным делом и хотели довести его до конца. Например, известный делец Манус адресовал гневные послания, прося пояснить, в чём выразилось руководство Петроградского международного банка синдикатом и почему игнорируются интересы его участников[2179]. Но было уже не до объяснений: в июле в деловой прессе распространилась информация о предстоящей покупке товариществом «Братья Нобель» громадного пакета шер (около 800 тысяч) Русской генеральной нефтяной корпорации. Всем было понятно, что означает эта операция: Нобели выстояли. Теперь дорога к увеличению основного капитала, за что они бились в течение трёх последних лет, была открыта[2180].

Чрезвычайное собрание акционеров, проведённое в конце июля 1916 года уже исключительно по нобелевскому сценарию, увеличило уставной капитал на 10 млн рублей[2181]. Паи взлетели до 26 тыс. рублей, достигнув максимума за всю историю существования фирмы[2182]. Попытки же правительства оспорить или затянуть утверждение решения акционерного собрания, ссылаясь на юридические зацепки, выглядели запоздалыми и неуместными[2183]. Питерская финансовая группа, оставаясь акционером, уже никак не могла влиять на дела товарищества. Признанием капитуляции можно считать письмо Русско-Азиатского банка правлению «Братьев Нобель»: «Мы в течение пятилетнего срока обязуемся на всех предстоящих в указанный срок общих собраниях пайщиков и акционеров право голоса предоставлять только лицам, каждый раз особо Вами нам указываемым. При этом мы предоставляем Вам право каждый раз указывать нам не только тех лиц, которым должно принадлежать право голоса по находящимся у нас в портфеле акциям, но и распределение между сими лицами означенных акций»[2184]. Так завершилась грандиозная нефтяная эпопея России: «не группа “Ойл” поглотила Нобель, а наоборот»[2185]. После этого серьёзное присутствие в нефтяной промышленности сохранил лишь один из ведущих питерских банков — Русско-Азиатский. Его отраслевые интересы концентрировались вокруг товарищества «Нефть» — структуры, которая вышла из «Ойл» и начала самостоятельный путь. Причём Русско-Азиатский банк, оценив трудность поглощения Нобелей, заранее готовил этот запасной путь. Ни одной крупной фирме ещё не удавалось за короткий срок сколотить собственный обширный концерн. Здесь же озаботились созданием собственной торговой и транспортной сети, а также наращиванием добычи; наметили приобретение новых активов, доведя основной денежный капитал до суммы 33 млн рублей, что по данному показателю ставило «Нефть» в один ряд с Нобелем[2186]. Тем не менее в конце концов Нобели заняли более сильную позицию, и после одержанной трудной победы их давняя мечта о превращении в транснациональную компанию сделалась явью. Как писал директор правления Хаге-лин, «теперь можно было думать уже о том, чтобы поработать не только в России, но и, как «Шелл», утвердившийся в Америке, самим перебраться туда. Людей и средств у нас на это теперь хватило бы». Всё сулило необычайный расцвет товарищества Нобелей[2187]. На этих планах поставила крест Октябрьская революция.

Рассказ о взаимоотношении государства и крупных компаний в нефтяной промышленности был бы неполным без освещения вопроса о земельной политике. Иначе говоря, о предоставлении частному сектору нефтеносных земель для эксплуатации, от чего напрямую зависело развитие отрасли. Царская казна наследовала земли, принадлежавшие ранее бакинскому хану и местным бекам. Эти земли образовали государственный фонд, а все местные крестьяне относились к разряду государственных. Первые участки для частной нефтедобычи выделили в 1872 году, при отмене откупной системы. Тогда властью были впервые устроены торги, проводившиеся за уплату единовременного взноса. Кроме того, земли выделялись по высочайшим пожалованиям за многолетнюю государственную службу. Серия таких пожалований была открыта в 1878 году, когда 10 нефтеносных десятин достались генерал-адъютанту П.С. Лазареву[2188].

Затем от отводов частным лицам решили отказаться — до выработки специальных правил о нефтяном промысле, увидевших свет 3 июня 1892 года[2189]. В соответствии с ними вводилась система торгов, но не за единовременный взнос, а за попудную арендную плату. На этой основе прошли четыре торговые сессии: в 1896, 1897, 1899, 1900 годах. В результате общая площадь разрабатываемых нефтеносных участков выросла до 1000 десятин, а добыча к началу XX столетия достигла 673 млн пудов, ничуть не уступая американской[2190]. Торги проходили в атмосфере ажиотажа: при установленной правилами норме в 0,5 копейки с пуда плата доходила до 3,3 копейки, или трети от цены пуда нефти; к 1900 году она поднялась уже до 8,5-12 копеек, составив 3/4 от существовавших тогда котировок[2191]. Надо сказать, что в ходе торгов стали проявляться и некие нездоровые черты. В частности, не могла не смущать слишком большая попудная плата, на которую с лёгкостью шли участники торгов; в отдельных случаях она превышала даже биржевую стоимость нефти. Правительство заинтересовалось: какой же смысл предлагать заведомо убыточную цену? Как удалось установить, дело заключалось в специфическом нефтяном явлении, так называемом подсасывании. Бурение расширялось, началась теснота, поэтому каждый нефтяник начинал эксплуатировать свой участок по краям, чтобы использовать подпочвенную нефть соседних площадей. И если прилегающие земли ещё не разрабатывались,