И Бронвен была там.

Я опоздала.

Рядом со мной Дэнни уже сдвигал тяжелую крышку и наконец сумел стащить ее с резервуара и откинуть в сторону.

Я уставилась вниз. Черная вода билась о внутреннюю стенку круглой ямы. Поднялся запах затхлой воды, и я наконец вскрикнула.

На поверхности воды виднелось запрокинутое лицо моей дочери, бледное и призрачное. Вода рябила у ее щек, молочно-белые волосы свободно колыхались вокруг головы. Казалось, она цепляется за стенку резервуара, но у нее было такое пепельно-серое лицо и она выглядела такой маленькой и неподвижной, что у меня замерло сердце. Все поплыло перед глазами, прежде чем я догадалась обратить внимание на то, дышит ли она, открыты ли у нее глаза. Она жива?..

Я прыгнула в резервуар, испытав в темноте шок от холода, наглотавшись темной воды, обхватила дочь и подтолкнула ее навстречу протянутым рукам Дэнни.

– Мам?..

Ее голос донесся из другого мира. Пронзительный и дрожащий, словно слабое призрачное эхо. Я попыталась ухватиться за него, поймать его нити, чтобы добраться по ним до Бронвен, отыскать ее в лабиринте тьмы, которая теперь окутывала меня.

Дэнни завернул Бронвен в свою рубашку, затем наклонился над резервуаром, схватил меня за руку и вытащил из воды. Я ощутила под собой твердую землю, почувствовала в своих руках дрожащее тело своей дочери.

– О мама!..

Бронвен содрогалась от рыданий, она была холодной как лед. Я прижала ее к себе, она обняла меня за шею и тоже приникла ко мне. Горячие слезы обожгли мне лицо, ее или мои – не знаю. Я только знала, что она здесь, со мной, дышит, живая, в безопасности.

– Ах, милая, прости меня, прости…

– Нет, мама. – Холодные губы шевельнулись около моей щеки, согрели теплым дыханием. – Это я должна просить прощения. Я не должна была говорить тебе те слова, не должна была убегать… – Она вдруг отстранилась, с расширившимися глазами коснулась моего виска ледяными пальцами. – Твое бедное лицо. Ох, мама, это все я виновата… Он сказал, что собирается с тобой разделаться.

Я схватила ее пальцы, попыталась согреть их своим дыханием.

– Ты не виновата, Бронни. Понимаешь? Это все никак с тобой не связано. Он был плохим человеком, больным, но его больше нет. Ты в безопасности, мы обе в безопасности.

Бронвен кивнула, погладила меня по макушке. Лицо у нее было в грязи, кое-где поцарапано, глаза как плошки, сапфировые радужки огромные, почти черные. Слезы катились по ее щекам. Капли дождя повисали на светлых ресницах.

– Я знаю, что он сделал, – прошептала она, прижимаясь губами к моему лицу. – Он сказал мне. Он убил папу, да?

Я похолодела, услышав, как буднично она говорит об этом, но дочь всегда была уравновешенной, как и Тони. Она опять заплакала, не отрывая взгляда от меня. Однажды я расскажу ей то, что узнала о Тони, и почему он почувствовал необходимость уйти из ее жизни. Но не сейчас. Это будет позже. Много позже. Вместо этого я крепко прижала ее к себе, даже не пытаясь словами остановить ее слезы, не пытаясь утешить. Пусть выплачется. Я молча обнимала дочь, пока она не успокоилась.

Наконец Бронвен вытерла глаза тыльной стороной ладони и обняла меня за плечи. Прильнув, поцеловала по-матерински в макушку – как я обычно целовала ее миллион лет назад, когда она была маленькой девочкой. Дочь изо всех сил обняла меня.

– У нас все будет хорошо, да, мама?

– Да, Брон, – пообещала я. – Все будет хорошо.

Оглянувшись через плечо, я увидела, что Дэнни с потемневшим от переживаний лицом поднял большой палец вверх, и кивнула. Я попыталась улыбнуться, но губы у меня дрожали. Слезы, собиравшиеся, кажется, целую вечность, наконец выкатились из глаз. «У нас все будет хорошо, – поняла я. – У нас все будет хорошо».

Я притянула дочь к себе и всего на один бесценный момент позволила себе поверить своим словам.

Листья и небо. Только это я могла видеть. Я пыталась повернуть голову набок, но навалилась огромная тяжесть. Мне показалось, что я уснула. Но нет, мои глаза были открыты. А иначе как я могла видеть листья и небо?

Вокруг потрескивал, просыпаясь, буш. Было предрассветное время, пели цикады, а в какой-то далекой болотистой низине ворчали лягушки-быки.

Посмотрев в сторону, я увидела волну длинных волос. Моих волос. Почему-то от их вида у меня упало сердце. Волосы были спутаны, с приставшими листьями и комочками земли. Пряди свалялись из-за чего-то темного и липкого и издавали странный запах. Надо мной возвышался валун, его серые края были покрыты лишайником. Позади валуна изгибался каменистый край грунтовой дорожки. Рядом земля была укрыта тенью, местами блестевшей, как будто там разлили что-то жидкое.

Я снова попыталась шевельнуться. Ничего не вышло. Я лежала на спине, неудобно подогнув под себя руки и ноги. Голова покоилась на камне. Я чувствовала только пронизывающий до костей холод. Попыталась поежиться, но тело не откликнулось. Не то чтобы мне было неудобно. Скорее я ощущала себя разобранной по частям. Мне хотелось крикнуть, но даже если бы удалось хотя бы вздохнуть, знаю, никто меня не услышал бы…

Я ошиблась.

Приблизились шаги. Затем рядом со мной опустился на колени мужчина. Заскорузлыми пальцами он ощупал мое лицо, потрогал плечи, провел по рукам. Он прикоснулся ко всему моему телу, к каждому его дюйму. Я чувствовала исходивший от его ладоней жар.

– Айлиш, – произнес он.

Его лицо попало в поле зрения. Его любимое лицо. Он улыбался. Если бы я могла шевелить губами, то улыбнулась бы в ответ и умолила бы его взять меня на руки, прижать к себе, прогнать холод с помощью своего живого тепла.

Словно прочитав мои мысли, он поднял меня, как поднимают спящего ребенка. Затем наклонился и поцеловал меня, его губы были именно такими, какими я их запомнила, – теплыми и упругими, многообещающими. Я почувствовала покалывание на губах. Уголек мигнул и разгорелся; мое застывшее тело стало оживать, кровь быстрее побежала по венам.

Сэмюэл двинулся в путь, но вместо того, чтобы спуститься вниз с холма в сторону старого поместья своего отца, пошел в горку. По папоротниковой тропинке, между нависающими арками листьев орляка, огибая большие, покрытые лишайником валуны. По коридору из казуарин, влажные ветви которых кланялись и вздыхали на ветру. Вокруг нас собирались тени, а над нами переливались на солнце верхушки деревьев. Между листьями виднелись яркие круглые просветы голубого неба.

Листья и небо. Всегда листья и небо.

– Сэмюэл, – прошептала я, – куда мы идем?

– В наше тайное место, конечно.

Конечно.

Он снова поцеловал меня, вызвав новый прилив тепла. Затем, к моему радостному удивлению, он выпустил меня из объятий и поставил на ноги. Поначалу я немного пошатывалась на подкашивающихся ногах, как новорожденный жеребенок. Но когда Сэмюэл взял меня за руку и повел по тропинке, я приноровилась к нему и скоро уже поспевала за его широкими, уверенными шагами.