Победа под Москвой воодушевила народ и армию на доблестный труд и воинский подвиг, и всем советским людям хотелось видеть перспективу дальнейшего развития страны. Словно отвечая этим запросам и настроениям, к 23 февраля Сталин издал приказ за № 55 под названием «О дальнейших перспективах войны», напечатанный во всех газетах страны. Главным его содержанием была мысль о том, что «Момент внезапности и неожиданности, как резерв немецко-фашистских войск, израсходован полностью. Теперь судьба войны будет решаться не таким привходящим моментом, как момент внезапности, а постоянно действующими факторами: прочность тыла, моральный дух армии, количество и качество дивизий, вооружение армии, организаторские способности начальствующего состава армии».[634]

А в начале марта 1942 года проходило заседание Государственного Комитета Обороны и Ставки ВГК с участием всех министров, отвечающих за оборонную промышленность, главнокомандующих направлений и ряда командующих фронтами, которое вел И. Сталин, и на котором было предложено обсудить задачи, стоящие перед вооруженными силами в 1942 году. А еще раньше, 23 февраля Сталин, ставя задачи правительству, потребовал от них всемерного усиления подготовки резервов в армии и во всех отраслях народного хозяйства, больших усилий по развертыванию военного производства. «Враг терпит поражение, — говорил он, — но он еще не разбит и, тем более — не добит. Враг еще силен. Он будет напрягать последние силы, чтобы добиться успеха».[635]

Первый доклад сделал начальник Генерального штаба маршал Б. Шапошников, который предложил на первом этапе стратегических действий «ограничиться только активной обороной, выдержать удар врага, измотать и обескровить его в начале лета, а затем, накопив резервы, перейти к широким наступательным действиям»[636]. Генштаб, на основе разведданных предполагал, что гитлеровское командование летом 1942 года будет не в состоянии вести крупные наступательные операции одновременно на трех стратегических направлениях, как это было в начале войны, но что у немцев будет подготовлено достаточно сил, чтобы вести наступление на одном или двух стратегических направлениях — на московском, где у них находилось более 70 дивизий, и на юге страны[637]. Одновременно маршал предложил сосредотачивать основные стратегические резервы на западном направлении, и частично в районе Воронежа, где летом могут разыграться главные события. Генштаб не исключал, что решительное наступление немцев на Восточном фронте может быть поддержано одновременным выступлением Японии и особенно Турции против СССР, нажим на которую немцы могли усилить и она, как и в Первой мировой войне, могла открыто стать на их сторону. В целях противодействия возможному нападению Японии и Турции Советское Верховное Главнокомандование держало на Дальнем Востоке более 40 и на Кавказе 20 дивизий, что существенно влияло на нашу способность вести борьбу с главным врагом на западном направлении.

Маршала Шапошникова поддержало большинство присутствующих на заседании ГКО, и к этому уже склонялся и сам Сталин, но, подытоживая итоги совещания, он как бы между делом сказал: «Но не сидеть же нам в обороне сложа руки и ждать, пока немцы нанесут удар первыми…»[638], что вызвало неловкое молчание и замешательство присутствующих. Словно выручая застенчивых военных, слово попросил маршал С. Тимошенко, предложивший провести силами Юго-Западного направления, которым он командовал, наступательную операцию в целях упреждения противника в развертывании наступательных действий на харьковском направлении и, главное, для поддержания и сохранения за Красной Армией стратегической инициативы. Сталин поддержал маршала и посоветовал Генеральному штабу рассмотреть и другие предложения фронтов по проведению частных наступательных операций на отдельных операционных направлениях.

После зимних наступательных операций Красной Армии обстановка на западном направлении все еще оставалась напряженной. В 200 км от Москвы противник удерживал ржевско-вяземский выступ. И мы, и немцы придавали большое значение этому стратегическому направлению и продолжали держать здесь значительные силы. Командование обеих сторон полагало, что с началом летней кампании на западном направлении можно было ожидать развертывания активных действий. В целом стратегическая обстановка на советско-германском фронте в апреле 1942 года характеризовалась временным затишьем, от которого во время войны солдаты не ждут ничего хорошего.

Ставка продолжала развертывать стратегические резервы, и на 1 апреля в их состав входило: 2 общевойсковые армий, 24 стрелковые и 3 кавалерийские дивизии и другие части общей численностью более 200 тыс. человек У них на вооружении имелось 1632 орудия, 155 танков, 225 самолетов[639]. А всего вооруженные силы Советского Союза в это время только в действующей армии насчитывали 5,6 млн. человек, из которых в сухопутных войсках было около 4,9 млн. человек, или 87,5 процента[640]. Эта многомиллионная армия нуждалась в огромном количестве вооружения: танках, самолетах, боевых кораблях, артиллерийских орудиях, минометах и другой боевой технике, которой пока поступало очень мало в войска. Этих сил было явно недостаточно для ведения наступления большого масштаба, но и откладывать их на длительный срок было нельзя. После победы под Москвой Красная Армия владела стратегической инициативой, и ее нужно было не только удержать, но и развить.

Напряженно готовилось к летней кампании и гитлеровское командование. В основу нового плана наступления в 1942 году фашистское руководство положило стремление достичь политических целей войны против СССР, которых фашистской Германии не удалось добиться в 1941 году. Немецкие войска не сумели взять Москву, им не удалось овладеть и Ленинградом, где они планировали соединиться с финской армией в районе реки Свирь. Разгром немцев под Москвой имел глубокие последствия. Он не только измотал силы германской армии, но и оставил свой след в настроении штабов и войск, принимавших участие в боевых действиях на Восточном фронте. Возможность повторение наполеоновского краха все чаще и чаще посещала умы высшего командного состава вермахта, что лишало их уверенности и перспектив на победу. Сильные контрудары Красной Армии зимой 1941–1942 года под Ростовом, Изюмом и Харьковом напоминали немцам о нерастраченной силе русских, которую они, не имея доступа к советским секретам, по-прежнему считали слабой.