– И о чем вы говорили? – спросил Плавт.

– О том о сем. В какой-то момент я спросил его, кого из полководцев всех времен и народов он считает самым великим.

– Вопрос интересный! – промолвил Плавт. – И что же он ответил?

– «Самый великий – Александр», – ответил Ганнибал. «А кто мог бы занять второе место?» – «Пирр», – сказал он. – «А третье?» – «Я!» – заявил Ганнибал. Что ж, мне ничего не оставалось, как рассмеяться и спросить: «А на каком месте находился бы ты, случись тебе победить меня?» Ганнибал посмотрел мне в глаза и ответил: «В таком случае я бы поставил себя перед Пирром и даже перед Александром – по сути, перед всеми другими военачальниками, когда-либо жившими!»

Плавт хлопнул себя по колену.

– Невероятно! Честное слово, мне ни за что не удалось бы придумать такой диалог или выписать персонаж, подобный Ганнибалу.

– Это карфагенская лесть, разве ты не видишь, – сказал Сципион. – Лукавая, вкрадчивая лесть. Но… все равно я был польщен. – Он вздохнул. – Когда-нибудь, я не сомневаюсь, Ганнибала или убьют, или доведут до самоубийства. Не я, конечно, но тот, кто меня заменит.

Кезон покачал головой:

– Как можно тебя заменить? В Риме нет другого, столь великого человека.

Сципион рассмеялся чуть печально, с горечью:

– Сладкие слова, мой друг. Но, увы, с каждым днем я значу все меньше, и занять то место, которое я занимаю, становится все легче. Я чувствую, как убывает мое влияние. Мир устал от меня, точно так же как устал от Ганнибала. Когда люди слышат его имя, они уже не дрожат, а ухмыляются. Когда они слышат мое имя, они пожимают плечами. Политические противники обложили меня со всех сторон и, словно волки, дожидаются возможности низвергнуть под каким-нибудь нелепым предлогом. Те же самые мелкие душонки, которые хотят убить Ганнибала, рано или поздно спровадят и меня в изгнание, если смогут.

Кезон расстроился.

– Нет! Я тебе не верю. Ты находишься на пике славы и популярности. Тебя избрали принять Черный камень Кибелы. В твою честь строят величественную арку, чтобы она служила вратами на Капитолийский холм. Арка Сципиона Африканского будет стоять вечно как памятник твоей славы.

– Может быть. Монументы долговечны, а люди нет. Что касается славы… – Сципион покачал головой. – Когда мы встретились в первый раз, перед сражением у Замы, Ганнибал сказал кое-что, чего я не забыл: чем большего успеха добивается человек, тем меньше стоит надеяться на постоянство этого успеха. Он имел в виду себя, но его слова справедливы и по отношению ко мне. Поток времени сметет и поглотит нас обоих. Ты хочешь увидеть будущее? Посмотри туда.

Он указал на сидевшего среди зрителей сенатора, мужчину лет сорока, чуть помоложе Сципиона. На его худощавом профиле господствовал похожий на клюв нос. В посадке головы и во взгляде, которым он обводил толпу, тоже было что-то от хищной птицы.

– Моя немезида, Марк Порций Катон, – сказал Сципион. – Так называемый Новый Человек – первый из своей семьи занимающий выборную должность. – Эти слова были произнесены с оттенком пренебрежения. – Но его статус неофита не мешает ему чернить меня при всяком удобном случае и бормотать за моей спиной о том, что надо «закончить войну с Карфагеном». Как будто у нас был хоть какой-то резон нападать на ослабленный морской порт, который лишили главного защитника – флота – и колоний. По словам Катона, заключив после Замы соглашение, я проявил некомпетентность и поступил не в интересах Рима, да и вообще ничего не добился этой долгой войной, поскольку не смог ни обезглавить Ганнибала, ни сжечь дотла Карфаген. Да еще и клевещет на меня лично, заявляя, что я «сделался греком» на том основании, что люблю бани и театр. Вообще-то, зная о категорическом неприятии Катоном всего иностранного, я с удивлением увидел его сегодня среди публики. Что, во имя Аида, он здесь делает?

И тут, словно в ответ на этот вопрос, Катон поднялся со своего места.

– Граждане! – воскликнул он таким мощным и резким голосом, что тут же завладел вниманием всех собравшихся. – Слушайте меня! Граждане, вы хорошо меня знаете. Я Марк Порций Катон. Начал служить Риму в возрасте четырнадцати лет, со внесения моего имени в списки граждан, в ту пору, когда Италию терзал этот мерзавец Ганнибал. С тех пор я всю свою жизнь посвятил избавлению нашего города от всех угроз и сохранению исконно римских устоев. Четыре года назад вы оказали мне честь, избрав консулом и послав в Испанию. В дальнейшем удостоили триумфа за умиротворение тамошнего мятежа. Если после моего отъезда там снова возникнут беспорядки, думаю, что можно с уверенностью сказать, что это вина моего преемника.

Сципион буркнул себе под нос ругательство, ибо именно ему выпало управлять Испанией после Катона.

– Исходя из того, что я первым в роду занимаю высокую должность, некоторые называют меня Новым Человеком, – сказал Катон. – Но мои предки, хоть и не были магистратами, известны храбростью и доблестью, и в этом смысле мое имя не новее любого из ваших. Так что, надеюсь, вы выслушаете мою короткую речь и задумаетесь над тем, что я скажу. Граждане! Зачем вы сегодня здесь собрались? Что это за упадочническое мероприятие, в котором вы решили участвовать? Подумайте вот о чем: вы вознамерились посмотреть пьесу, основанную на греческом оригинале, исполняемую в честь азиатской богини, доставленной из страны, где правит царь. И все ради того, чтобы кучка иноземных евнухов почувствовала себя обласканной! На все это я скажу: нет, нет и нет! Но как же могли мы до этого докатиться? Объясню. Богатство и все пороки, которые возникают на этой почве, – алчность, любовь к роскоши, разврат и подражание иноземцам – уводят вас в сторону от прямой Стези строгой добродетели ваших предков. Я смотрю вокруг и повсюду вижу распущенность. Она везде – и в мыслях, и в суждениях, и в жизни. До чего же мы дошли, если сами, без принуждения, мутим чистоту нашей религии, поклоняясь наряду с нашими исконными богами, столетиями оберегавшими нас от бед, чужим кумирам? Дела идут все хуже и хуже. И ладно еще, что мы открыто завезли в город жрецов-евнухов, так ведь известно, что среди народа все шире распространяются еще более странные и извращенные иностранные культы. На фоне такого упадка кажется мелочью то, что вы собрались здесь, дабы потратить время на просмотр этой пьесы, рискну предположить, очередной отвратительной подборки позаимствованных у греков непристойностей. Однако находятся сенаторы, которые для пущего развращения народа всерьез предлагают построить в городе постоянный каменный театр! Неужели мы хотим стать такими же изнеженными, распутными и сладострастными, как греки! Вот ты, Марк Юний Брут! – Катон указал на претора, который организовал игры. – Что бы сказал твой героический предок, который отомстил за поругание Лукреции и низверг последнего царя, Тарквиния, став свидетелем этого постыдного зрелища? Неужели наш любимый Рим вознесся к беспрецедентным высотам славы только для того, чтобы упасть в пропасть позора? Граждане, взываю к вам! Если в ваших сердцах сохранилась хоть крохотная искра патриотизма, последуйте моему примеру и немедленно покиньте это неподобающее место!