– …уведи ее на воздух!

Эти слова пробили кокон, который обволакивал Машу все плотнее и плотнее. Ксения схватила ее за руку и с неожиданной силой потащила за собой. Маша попыталась вырваться, и девочка заверещала, как зверек:

– Нет! Нельзя! Вам нужно дышать!

Маша опустилась прямо в песок. Кто это так страшно кашляет? Это она кашляет?

– Телефон… – с трудом выговорила между приступами. – Ксеня… нужно… обязательно… телефон… на полке… там запись… Скажи ему.

Девчонка сорвалась с места. Маша отползла на траву, до которой оставалось всего несколько шагов, и обернулась, когда услышала громкий звон.

Бородач высадил стекло. Он действовал быстро и ловко. Меньше чем через минуту доски валялись в палисаднике, а сам он, стащив с себя телогрейку, набросил ее на подоконник и перебрался через него. За ним на оконный проем легко, как птичка, взлетела Ксения.

– Стой! – заорала Маша и снова зашлась в кашле.

Будто услышав ее крик, девочка вновь показалась в окне. Она ловко спрыгнула вниз и помчалась прочь от горящего дома, не оборачиваясь. Следом возникла мужская фигура, показавшаяся Маше огромной. Это был не один человек, а двое: бородач тащил под мышки уже развязанного Аметистова – ноги у того болтались, будто тряпичные. В палисаднике под окном к нему протягивали руки Пахомова и Беломестова. Бесчувственное тело скользнуло вниз; женщины не удержали его, но смягчили падение. Аметистов покатился на землю и вдруг – Маша отчетливо видела это – содрогнулся в надрывном кашле.

Живой!

Женщины хромали прочь, поддерживая друг друга, бородач волочил Аметистова на спине. Кулибаба стояла поодаль с ведром и смотрела на небо. Она больше не пыталась поливать деревья и траву. Маша проследила за ее взглядом и увидела над головой тучу. Туча выглядела как вспоротое брюхо кита. В ней клубились багрово-сизые внутренности.

– Ой, мамочки… – успела сказать Маша.

И на них обрушилась вода.

Маше доводилось попадать под тропические ливни, и этот был из той же породы. Казалось, небеса решили смыть Таволгу с лица земли. Она обернулась к Колыванову, но в десяти шагах ничего не было видно; струи дождя встали, словно сотни тысяч натянутых водяных канатов между землей и небом.

Маша промокла так, что слово «сухой» на какое-то время утратило смысл. Она сидела на траве, не двигаясь, и вдыхала новый запах – запах гибнущего пожара. Очень быстро оказалось, что сидит она в луже, но это было и не важно. Вокруг была вода; Маша дышала водой, ее тело оделось в воду, и в голове у нее плескались, понемногу успокаиваясь, прощальные летние воды Таволги.

От сгоревшей избы валил густой белый дым. Огонь еще выплясывал то тут, то там, но это уже была агония. Пожар закончился.

Сзади ее обвили за шею. Удивительно, но мокрая насквозь Маша почувствовала, что ручонки, обхватившие ее, какие-то особенно мокрые.

– Теть Маша, вы чего здесь сидите, пойдемте в дом, – скороговоркой проговорила ей на ухо Ксения.

– Дом сгорел, – сообщила Маша.

Девочка плюхнулась в мокрую траву и привалилась к ней.

– Типун вам на язык! К Валентинборисычу пойдемте! Наши все уже там, меня отправили за вами, а еще пожарная машина застряла под Анкудиновкой, оттуда звонили, там дождь раньше полил, чем у нас.

– Вытолкают, – сказала Маша.

Сколько времени прошло с той минуты, когда они с Беломестовой открыли дверь сарая? Туча уходила к лесу, за ней тянулась светлеющая полоса неба. Она не заметила, что ливень почти закончился.

– Ксеня, ты не успела взять телефон, да?

Фырканье было ей ответом.

– Я все успела, – обычным своим пренебрежительным тоном сказала Ксения. – Если бы меня Клим не вытолкал, я бы еще что-нибудь забрала! Там, кстати, совсем и не жарко было! А почему вы про Аметистова не спрашиваете?

– Аметистов… – пробормотала Маша. – Ничего с ним не будет. Такие, как он, в огне не тонут, в воде не горят.

– Наоборот!

– Он лежал на полу. Если и надышался, то не сильно. Меня больше волнует, где Бутковы.

– Наверняка драпают! – Ксения махнула рукой куда-то в сторону Анкудиновки. – Я к ним домой забегала, там нет никого. И машины нету.

– Даже близко не вздумай подходить к их дому! – взвилась Маша. – Ксения, они опасны! Ты не понимаешь! Они с тобой могут сделать что угодно!

– Кто же сделает, если нету никого! Нате!

Маша собиралась разразиться воспитательной речью, но девочка протянула ей телефон, и у нее вылетели из головы все наставления. Это был сотовый Марины.

– Так. – Маша, пошатываясь, поднялась. – Жди здесь.

– А вы куда?

– Мне нужна зарядка от него. Я знаю, где она лежит.

Она поплелась к пожарищу. Дорога превратилась в реку, пришлось переходить ее вброд. Ксения бежала за ней, поднимая тучу брызг.

– Вы куда это собрались? Вы что? Зачем? Серьезно, за зарядкой? Ее можно на любом рынке купить!

– Я не дотерплю до рынка, – ответила Маша, и это было правдой. – Мне нужно сейчас же узнать… У меня есть одна догадка…

Когда они выбрались на обочину, девочка преградила ей путь.

– Рассказывайте, где ваша дурацкая зарядка! Я принесу.

– Сиди здесь и жди меня, – приказала Маша. – Если крыша обвалится или проломится пол, позовешь взрослых.

Телогрейки не было. Климушкин унес ее с собой, а она даже не заметила. От дома шло тепло, как от печки; это было бы приятно, если бы не запах. Здесь пахло не свежестью и водой, а сгоревшим деревом, пластиком, тканью – внутренностями дома, которые уничтожил огонь. Маша посмотрела на осколки, торчащие из рамы, и вспомнила окно на чердаке. Сняв рубашку, она скатала ее, сделав нечто вроде прокладки, и собралась лезть. Собственное тело было вялым, тяжелым и как будто набитым поролоном.

– Поранитесь, – независимо сказала снизу Ксения.

Маша замерла. Что за ребенок! Лишь бы сказать под руку.

– Подождите минутку!

Быстрый топот, удаляющееся «плюх-плюх-плюх» по воде. Маша приподнялась на цыпочки, пытаясь заглянуть внутрь. Белые и черные струйки дыма просачивались из-под закрытой двери. Наверняка и она придавлена чем-то с той стороны, подумала Маша. Что там было в коридоре? Холодильник. Ну, вот холодильником и придавлена. Альберт и Вика хорошо подстраховались: затащили Аметистова внутрь, найти ключи им не составило труда, Кулибаба так и держит их в своем детском ведерке, подвешенном на стене… Затащили и подожгли дом снаружи, где остатки сухого сена. Наверное, рассчитывали, что никто не докажет поджог. Внешнюю дверь они приперли шкафом, чтобы мы не смогли ворваться в дом со стороны главного входа. Если бы не Клим, Аметистов задохнулся бы в дыму. Правда, экспертиза все равно установила бы, что двери были забаррикадированы… Глупые люди. Злые и глупые.