В самом Китае отказ Пекина от участия в Версальском договоре встретили действительно редким проявлением национального единства. Правда, возникал вопрос, каким образом, кроме демонстрации патриотических настроений, Китай обеспечит себе место в новом мировом порядке. К счастью для Китая, в 1917 году Пекин объявил войну не только Германии, но и империи Габсбургов. На не столь заметных мирных конференциях, проходивших в окрестностях Парижа, где ставки были не так высоки, как в Версале, Китай мог проводить более конструктивную дипломатию. Следуя принятой еще в мае позиции, Китай настаивал на том, что государствам, выступавшим в роли наследников империи Габсбургов, нужно отказаться от привилегий, на которые обычно претендуют западные державы[977]. 10 сентября 1919 года стало важным днем в истории китайской дипломатии военного и послевоенного периодов: в Сен-Жермене был подписан договор между Китаем и Австрией. В преамбуле этого договора, как и в преамбуле Версальского договора, содержались положения Статута Лиги Наций, что предоставляло Китаю все права члена организации. На первом заседании Генеральной ассамблеи Лиги Наций, состоявшейся в декабре 1920 года, Китай, как страна с самой большой численностью населения, подавляющим большинством голосов был избран в Совет.

Годом ранее, в декабре 1919 года Китай успешно заключил свой первый международный договор о дружбе с Республикой Боливия, в котором ясно говорилось о равном статусе и недопустимости экстерриториальности. К марту 1920 года Китай установил дипломатические отношения с Веймарской республикой. В июне 1920 года Пекин заключил аналогичный договору с Боливией договор с Персией. В мае следующего, 1921 года переговоры с Берлином закончились подписанием торгового соглашения, в котором признавалась независимость тарифной политики обеих сторон. Китай был лишен свободы при выборе тарифов по условиям неравных договоров XIX века. Германия лишалась этого права в соответствии с Версальским договором. Для таких радикально настроенных студентов, как Мао Цзэдун, параллели между положением Китая и Веймарской республики выглядели убедительно[978]. Обе страны стали жертвами западного империализма. Тогда Сунь Ятсен, лидер националистов и давний поклонник Бисмарка и германского организованного капитализма, пошел на следующий шаг. В 1923 году он пытался наладить сотрудничество между Веймарской республики и Пекином, говоря, что «лучшим способом сбросить иго Версаля будет содействие созданию великой, сильной и современной армии в Китае», чтобы он мог стать «своего рода невидимой силой на Дальнем Востоке, готовой» прийти на помощь Германии[979].

Правда, для того, чтобы представить китайско-германский союз действенным средством освобождения обеих стран, требовалось богатое воображение. Китай нуждался в рычагах воздействия в Азии. В системе внешнего надзора за Китаем, которую пытались построить западные державы, не хватало одного звена – России. Россия была разрушена в результате гражданской войны и не участвовала в версальском процессе. Мог ли в этих условиях Пекин использовать переговоры с Москвой для того, чтобы пробить брешь в системе неравноправных договоров?

Еще в июле 1918 года, когда борьба вокруг Брест-Литовского договора приближалась к высшей точке, комиссар Георгий Чичерин заявил о том, что советская власть отказывается от всех претензий на экстерриториальную неприкосновенность в Китае. Год спустя это обещание подтвердил заместитель наркома Лев Карахан. Пользуясь языком «петроградской формулы» мира 1917 года, он обещал, что советская власть отказывается от всякого рода «аннексий… и подчинения других народов, а также от любых контрибуций[980]. Через какое-то время военная фортуна вновь повернулась к Советам, и Кремль начал задумываться над сделанным ранее заявлением. Однако Китай решил воспользоваться этим случаем. Весной 1920 года перевод заявления Карахана появился в широкой печати и вызвал сенсацию. 27 мая 1920 года в так называемом Протоколе Йили, подписанным участниками китайско-советских переговоров, состоявшихся в северо-западной китайской провинции Синьцзян, Советы выразили свое согласие с двумя требованиями, выдвинутыми Китаем, которые были отвергнуты западными странами: полной свободой при определении тарифов и переходом под китайскую юрисдикцию русских, проживавших в Китае. Вскоре после этого Китай в одностороннем порядке прекратил выплаты России компенсаций за ущерб, нанесенный в ходе Боксерского восстания. Затем Китай отозвал свое признание неприкосновенности того, что оставалось от царского посольства в Китае, а 25 сентября 1920 года китайские войска взяли под свой контроль русский сектор европейской концессии в северном портовом городе Тяньцзинь, подняв над ним государственный флаг Китая.

Тогда же Пекин взял под свой контроль северо-восточную границу, направив в Харбин вооруженный отряд полиции, который заставил русских чиновников, обеспечивавших правосудие на всей территории принадлежавшей России Китайской Восточной железной дороги, покинуть здание суда. Кроме того, 1400 миль железнодорожных путей, представлявших собой последний отрезок Транссибирской железнодорожной магистрали, имели особое стратегическое значение для северо-восточного Китая. Захват Харбина был прелюдией для дальнейшего агрессивного расширения китайского влияния. В декабре Пекин взял «под общий контроль» управление железной дорогой и запретил русскому персоналу «любую политическую деятельность»[981]. Выдвижение подобных требований, не говоря уже об их рассмотрении, стало серьезной проверкой изменившегося в результате развала России баланса сил. Удастся ли Китаю закрепить эти изменения навсегда, будет зависеть от западных держав, Японии и России.

10 июля 1919 года, представляя в Сенате Версальский договор, Вильсон не скупился на образные выражения. «Сцена готова, приоткрыта завеса судьбы. События развивались по плану, недоступному нашему пониманию: этим путем мы шли по воле Провидения. И мы не можем свернуть с этого пути. Мы можем двигаться только вперед, обратив наши взоры к небу и вдохновляясь явленным нам видением. Именно так мы и появились на свет. Воистину, Америка укажет путь. Свет освещает путь вперед и только вперед…Может ли наш народ или другие свободные народы отказаться от выполнения этого великого долга?.Осмелимся ли мы своим отказом разбить сердце мира»?[982] Тон был возвышенным, но Вильсон не преувеличивал. И победители, и побежденные видели в США основу нового порядка. Вильсон намеревался покинуть Париж 26 июня, и Ллойд Джордж направил ему последнее отчаянное письмо, в котором заклинал Вильсона предоставить доверие американского правительства «в распоряжение народов в целях восстановления всего мира»[983]. Но от Вашингтона зависело не только восстановление финансов. Мир между Францией и Германией зависел от совместных гарантий безопасности, подтвержденных Лондоном и Вашингтоном. В Азии премьер-министр Японии Хара связывал свою внешнюю политику с Вашингтоном, а Китай ожидал нужных ему перемен от Лиги Наций. То же самое происходило и в Германии, надежды которой Вильсон не оправдал, но где понимали, что лишь ценой своей подписи Германия сможет добиться создания международных структур, способных пересмотреть ненавистный Версальский договор.