– Это так ужасно – то, чего они хотят? – Мауст запахивает на себе поплотнее халат, умело балансируя тарелками, и удаляется на кухню; я провожаю взглядом его стройную фигуру. – Ты мне даже не говоришь. Не доверяешь, что ли? – слышу я его чуть приглушенный голос.

Что я могу ответить? Что не знаю, доверяю ли ему. Что я люблю его, но ведь только ему одному было известно, что я из другого мира. Эта моя тайна, в которую был посвящен только он. Откуда же она стала известна Каддусу и Круйзелу? И «Светлому пути»? Мой лицемерный, сексуальный, неверный танцор. Думаешь, если я помалкиваю, мне неизвестно, сколько раз ты обманывал меня?

– Мауст, понимаешь, лучше тебе не знать.

– Ай-ай, – раздается издалека голос Мауста – мучительный, прекрасный звук, разрывающий мне душу. – Как это необыкновенно драматично. Ты меня защищаешь. До чего любезно.

– Мауст, это серьезно. Эти люди требуют того, что я не могу сделать. А если я этого не сделаю, то… по крайней мере, они меня сильно покалечат. Я не знаю, что они предпримут. Возможно… они попытаются воздействовать на меня, покалечив тебя. Вот почему я запаниковал из-за твоего опоздания. Они ведь могли тебя схватить.

– Мой дорогой, бедный Вробби, – сказал Мауст, выглядывая из кухни, – у меня был тяжелый день. Кажется, я потянул мышцу во время последнего номера. Нам, возможно, не заплатят после этого налета полиции – Стелмер наверняка не упустит случая, даже если эти суки не унесли выручку, – и у меня все еще болит задница, потому что один из этих геененавистников засунул туда палец. Не так романтично, как твои дела с гангстерами и плохими парнями, но для меня это важно. У меня забот полон рот. Не бери в голову. Прими таблетку, поспи. Все образуется. – Он подмигивает мне и исчезает. Я выслушиваю его и направляюсь на кухню. Над головой в вышине – вой полицейской сирены. Из квартиры внизу доносятся звуки музыки.

Я подхожу к кухонной двери. Мауст вытирает руки.

– Они хотят моими руками сбить корабль, который в девятницу возвращается с адмиралом на борту, – говорю я ему.

Мауст на секунду замирает, потом усмехается, подходит ко мне, обнимает за плечи.

– Правда? А что потом? Вылезти из Лифта и лететь к солнцу на твоем волшебном велосипеде?

Он снисходительно улыбается. Ему смешно. Я кладу свои руки на его руки и медленно снимаю их со своих плеч.

– Нет, мне просто нужно сбить этот корабль – больше ничего. Для этого… они дали мне пистолет. – Я достаю пистолет из кармана пиджака.

Пару секунд Мауст озадаченно хмурится, покачивает головой, потом снова смеется.

– Ну и что с того, моя любовь? Как-то не верится, что такую огромную хреновину можно сбить этой пукалкой…

– Мауст, пожалуйста, поверь мне. Эта штучка может много чего. Ее сделали мои соотечественники, а корабль… Эта цивилизация не имеет средств защиты от такого оружия.

Мауст фыркает и берет у меня пистолет. Огоньки тотчас гаснут.

– Как он включается? – Мауст вертит в руках оружие.

– Одним прикосновением. Но только моим. Он считывает генетический код с моей кожи и опознает представителя Культуры. Не смотри на меня так. Это правда. Вот. – Я беру пистолет и показываю, как он действует, заставляя оружие начать свой монолог и переключая маленький экран на голографическое изображение.

Мауст разглядывает пистолет в моих руках:

– Знаешь, должно быть, это очень ценная вещь.

– Нет, она совершенно бесполезна для другого человека. Она будет действовать, только если ее держу я, и никому больше не удастся завоевать ее доверие. При малейшей попытке он дезактивируется.

– Какая… преданность, – говорит Мауст, садясь и устремляя на меня взгляд. – Как это в твоей Культуре все так аккуратно организовано. Знаешь, моя любовь, я, вообще-то, не поверил, когда услышал эту историю. Я думал, ты хочешь порисоваться. А теперь я, кажется, верю тебе.

Я становлюсь перед Маустом на колени, кладу пистолет на стол, обхватываю его ноги.

– Тогда поверь и в то, что я не могу сделать это и что мне грозит опасность. Возможно, нам обоим. Мы должны бежать. Сейчас. Сегодня или завтра. Пока они не нашли другого способа заставить меня.

Мауст улыбается, ероша мои волосы.

– Так страшно? Столько волнений? – Он наклонился и поцеловал меня в лоб. – Вробби, Вробби, я не могу бежать с тобой. Если чувствуешь, что иначе никак, – улетай, но я с тобой не могу. Ты понимаешь, что для меня значит этот шанс? Я всю жизнь ждал этого. Другой такой возможности может и не быть. Я должен остаться, несмотря ни на что. А ты уезжай. Уезжай как можно дальше и не говори мне куда. Тогда я для них буду бесполезен, правда? А потом, когда пыль уляжется, свяжись со мной через какого-нибудь друга. А там уже посмотрим. Может, ты вернешься. Может, я все равно упустил свой шанс, и тогда я доберусь до тебя. Все будет в порядке. Что-нибудь придумаем.

Я роняю голову ему на колени – мне хочется плакать.

– Я не могу тебя оставить.

Он обнимает меня, баюкает.

– Ну, может, ты даже со временем решишь, что перемены тебе на пользу. Может, ты станешь знаменитостью там, куда попадешь, моя радость. И мне придется урыть какого-нибудь головореза, чтобы отбить тебя.

– Ну пожалуйста, поедем со мной! – Я рыдаю в его халат.

– Я не могу, моя любовь, я никак не могу. Я приду с тобой попрощаться, но лететь с тобой не могу.

Он обнимает меня, а я плачу. Пистолет, безмолвный и тусклый, лежит на столе рядом с Маустом, среди остатков еды.

Я ухожу. Бегу из квартиры перед самым рассветом, по пожарной лестнице. Перебираюсь через два забора, волоча за собой чемодан. Беру такси на Дженерал-Тетропсис-авеню до Интерконтинентального вокзала… Там я сяду на труборельсовый поезд до Брайма, а оттуда – Лифтом, в надежде перехватить любой транспорт, направляющийся за пределы системы. Мауст одолжил мне сколько-то сэкономленных им денег, но у меня еще остается кое-что от высокопроцентного кредита. Так что должно хватить. Терминал мой остался в квартире. Конечно, он был бы полезен, но ходят слухи, что полиция может тебя найти по терминалу, а я думаю, что не стоит недооценивать Каддуса и Круйзела – у них наверняка есть прикормленный коп в соответствующем отделе.

Вокзал набит битком. Я чувствую себя в полной безопасности в этих высоких, гулких залах среди людей и магазинов. Мауст обещал прийти проводить меня, убедившись сначала, что за ним нет слежки. У меня хватит времени, чтобы оставить пистолет в камере хранения – потом отошлю ключ Каддусу, чтобы поменьше злился.

В камеру хранения очередь. Встаю в раздражении за какими-то флотскими кадетами. По их словам, приемщики обыскивают все сумки и чемоданы, нет ли там взрывчатки, оттого и задержка. Усиление мер безопасности. Я бросаю очередь и отправляюсь на поиски Мауста. Придется избавиться от пистолета по-другому. Отправлю его по почте. Или просто выкину в мусорный бачок.