Однако судьба продолжала играть с Хюррем Султан, словно морская буря с утлым суденышком. Из Манисы внезапно пришло известие, что старший сын Мехмед, которого она поклялась сделать падишахом, скоропостижно скончался. Хюррем чуть с ума не сошла от горя. Лекари утверждали, что шехзаде умер от оспы. Однако Хюррем Султан не верила. Она уговорила падишаха устроить тщательное расследование, которое длилось год с лишним. После смерти шехзаде Мехмеда весь дворец погрузился в траур. Падишах, когда прискакал гонец со страшной вестью, находился в походе, осаждая венгерскую крепость Эстергом. Османы одержали победу, гонец встретил армию падишаха уже на пути в Стамбул. Узнав о смерти сына, падишах спешился и пошел вперед один. Из его глаз на начинавшую седеть бороду стекали слезы. Шел двадцать третий год его правления, и он вновь испытал боль от потери ребенка.

Сулейман вернулся к своей любимой жене. Хюррем впервые видела его в таком состоянии. Да и он ее впервые видел такой. Она бродила по дворцу бледная, словно привидение. Под глазами появились тени. Казалось, она состарилась сразу на несколько лет. Она пыталась было улыбаться, но ей это не удавалось. Первую ночь после возвращения султана из похода муж и жена проплакали вместе.

Когда прошло некоторое время после смерти сына, султан Сулейман призвал главного архитектора Синана-агу и приказал ему: «Построй такую мечеть моему шехзаде, чтобы память о нем сохранилась в веках. На дверях ее ты напишешь: “Да упокоится султан Мехмед в раю навечно”. А еще выложишь из самых дорогих изразцов такую Аль-Фатиху, чтобы спустя тысячи лет после нас те, кто будут видеть ее, знали о нашей боли».

Тело шехзаде Мехмеда привезли из Манисы и торжественно похоронили недалеко от дворца. Хюррем Султан приказала всему гарему не снимать траур в течение года. Мечеть, которую строил Синан-ага, должна была расположиться прямо над могилой шехзаде.

Траурная церемония длилась месяц. Падишах несколько дней подряд приходил на могилу сына читать Аль-Фатиху и просто молча сидел там часами.

Хюррем долго не могла оправиться от боли, но понимала – у нее остались еще четверо детей, и она должна, несмотря ни на что, заботиться об их благополучии и будущем. Однажды она даже сказала Мерзуке: «Как-никак, у меня еще есть дети. А ты подумай о тех матерях, у которых только один сын». Было ясно, кому адресованы эти слова. Ни лекари, осматривавшие тело покойного шехзаде, ни Садразам Сулейман-паша, ни сам султан Сулейман не смогли убедить ее в том, что сын умер от оспы. «Нет, – качала она головой в ответ всем, кто пытался ее переубедить. – Это убийство. Разве не пытались его мать точно так же убить укусом змеи? Кто знает, как им удалось лишить жизни моего львенка? Кто знает, что им удалось ему подмешать?»

Султан Сулейман в один прекрасный день не выдержал: «Если ты кого-то обвиняешь в убийстве, то скажи, и я прикажу казнить подлеца». Вместо ответа Хюррем долго смотрела мужу в глаза. «Терпение, – прошептала она. – Наступит день, и Аллах непременно покарает всех виновных. Мое сердце сейчас страдает, но великий Аллах сделает так, что и их сердца будут плавать в крови».

Сам Сулейман постарел и выглядел теперь лет на десять старше своего возраста. Казалось, даже яростный взгляд его померк. А Хюррем твердила себе целыми днями, что нужно торопиться. Теперь все могло измениться в любой момент, и нужно было действовать. Она утешала себя мыслями о том, что пусть и не Мехмед, но другой ее сын все равно взойдет на трон Османов. Для этого нужно было как можно скорее сделать третьего визиря Дивана, Рустема-пашу, Садразамом.

Свою волю она безжалостно объявила дочери. Та пыталась было плакать, возражать, но Хюррем сказала ей: «Михримах, дочь моя, ты член династии. Великой династии Османов. Весь мир у наших ног. С рождения тебе дарована большая власть. Но за эту власть и богатство тоже нужно платить. Нужно делать все, чтобы ее удерживать. И ты, османская принцесса, не можешь строить свою жизнь, как тебе заблагорассудится. Вся твоя жизнь должна быть направлена на процветание твоей семьи и твоего государства. Человек, за которого ты выйдешь замуж, вскоре станет великим визирем. И мы получим возможность вершить собственные дела».

Михримах поплакала еще немного, но в конце концов согласилась. Еще бы, ведь она была дочкой самой Хюррем Султан, которой мать с рождения передала не только все черты своего характера, свой ум, свою красоту, но и безудержную жажду жизни, жажду занимать в этой жизни только первые места.

Для Рустема, третьего визира Дивана, предложение жениться на прекрасной дочери самой Хюррем Султан, о которой он и мечтать-то не смел, было громом средь ясного неба. Голова его только недавно перестала кружиться после столь стремительного взлета. И, когда Хюррем Султан вызвала его, чтобы сообщить о своем решении, в ответ он сумел пробормотать лишь: «Простите мне мой вопрос, госпожа. Но согласится ли повелитель на этот никах?»

– Согласится.

Холодная сталь в голосе Хюррем заставила Рустема вздрогнуть.

– А Михримах Султан знает?

– Знает, – звенела та же сталь.

– Неужели, госпожа, красавица всех красавиц Михримах Султан согласится стать законной женой недостойного вашего раба?

– Согласится.

На самом деле Михримах не была уж такой красавицей. Она унаследовала от матери ее сине-зеленые глаза, но волосами, лицом и станом была в отца. Острый нос с горбинкой и волевой подбородок выдавали в ней члена династии. В ней чувствовалась не столько внешняя красота, сколько внутреннее благородство. Во дворце и во всем Стамбуле говорили, что султан Сулейман души не чает в единственной дочери и готов сделать все ради ее счастья.

– Мы так и не получили ответа на наш вопрос, ага, – напомнила Хюррем Султан. – Будешь ли ты нашим зятем и будешь ли ты и дальше нам верно служить?

Подняв голову, Рустем-паша попытался с благодарностью взглянуть в лицо госпоже, но из-за ажурной ширмы было видно немного. «Рустем навечно будет вашим рабом, госпожа! – с жаром произнес он. – Отныне все, что вы пожелаете, все, что вы только прикажете, будет сразу же исполнено».

Хюррем величественно поднялась и неспешно подошла к окну, за которым текли глубокие воды Босфора. Вечерело, и противоположный берег зарделся алым огнем. Солнце отражалось в окнах нескольких прибрежных ялы.

– Да сопутствует тебе удача, ага, – сказала Хюррем, не глядя на визиря. – Аллах да сделает легким твой путь.

И махнула рукой, делая будущему зятю знак удалиться.

Свадьба Рустема и Михримах удивила многих, в особенности Гюльбахар. Визирь не отличался статью, а Михримах было только семнадцать лет. И как только Сулейман согласился, целыми днями недоумевала она. Кроме того, о будущем родственнике Османов ходили нехорошие слухи, будто он берет взятки. И странно было, что такой любитель справедливости и законности, как султан Сулейман, согласился отдать такому человеку собственную дочь.

Свадьба длилась несколько недель. Снова гулял весь Стамбул, рекой лился шербет и на подносах разносились по улицам яства из султанской кухни. Свадьба дочери помогла Сулейману и Хюррем немного отвлечься от смерти сына. Однако привкус горечи отравлял все. Хюррем знала – если бы не смерть первенца, этой свадьбе никогда не бывать. Но теперь Рустем был нужен ей. Именно такой человек должен был помочь ей вырвать трон из рук шехзаде Мустафы Хана.