смеялась шуткам, пила какое-то изысканное вино с такими нотками и каким-то там послевкусием, которое он для нее выбирал. Она чувствовала его желание, острое и пряное, подмешанное к восхищению и гордости за то, что она с ним.

Повилику подкупала искренность и открытость. Она не могла хитрить и лукавить в ответ. За что ему мстить? Его хотелось наградить!

Она понимала, он удивлен и раздосадован ее странной, как он подумал, реакцией в студии танцев. Рассказать, что оберегала его? Нет. К тому же затея все равно провалилась. И теперь она снова оберегала их.

– Виринея очень трепетно относится к сторонним отношениям во время подготовки к выступлениям, – Повилика первая заговорила на эту тему, не дожидаясь, когда он спросит.

– К сторонним отношениям? – Лекс засмеялся. – Вот уж не думал, что это можно так назвать!

– Именно так называется любое общение, кроме отношений с пилоном, – Повилика тоже засмеялась. – Еще закатывает глаза и гнусаво произносит: «Я не допущу, чтобы ваши чуЙства мешали танцам».

– Строгая она у вас, – Лекс смотрел на Повилику, не отрываясь, мягким восторженным и околдовывающим взглядом. И ему было совершенно все равно, как там у Виринеи. Главное, что здесь у них.

– Эти шоу и соревнования для нее очень важны. Большая часть ее жизни. Самая важная часть. Виринея относится к ним серьёзно и такого же отношения требует от нас. «Если ты не готова посвятить всю себя танцам, иди в тренажерный зал» – говорит она. Туда можно ходить, как хобби.

– У вас с ней какой-то контракт?

– Да, у нас с ней контракт, – Повилика сглотнула и запила комок, возникший в горле, вином. Словно молния в нее ударило осознание, что из себя представляет ее жизнь.

Повилику накрыло волной неприязни. Она вдруг ощутила эту безысходность, эту бесконечную игру по правилам, вечные кошки-мышки. Только танцы были в ее жизни настоящими. Лавандовая молния от каблука до сердца. Все остальное – иллюзии, миф, вечный компромисс.

– Пойдем отсюда, – позвала она Лекса и положила свою ладонь на его руку.

Он тут же позвал официанта. Она заказала такси.

В машине, устроившись на заднем сидении близко-близко к нему, она ткнулась лбом ему в плечо. Он не спрашивал, куда они едут. Она изо всех сил пыталась впитать в себя его тепло, что бы оно растворило холод, запах сырой и давящей, тяжелой земли. За окном кондиционированного салона авто пылало солнце. Ярко-алый диск тянул время, не желая садиться за горизонт. Выжаривал город. Но никакому солнцу не согреть ее, ни одному огню не растопить лед внутри нее.

Только любовь мужчины, чистая сила любви грела, обжигала и губила. Повилика чувствовала, как эта любовь наполняет ее. Мягко и настойчиво. Кому она подписывает приговор, позволяя этой любви войти в себя, позволяя жить. Себе? Ему?

Лекс улыбался, гладил ее по плечам, держал за руку и ласкал волосы. Этим было все сказано. Все обозначено. Даже поднимаясь в лифте, она просто стояла, прижавшись к нему, скрыв лицо у него на груди, чтобы он не заметил ее страха, ее боли.

В квартиру Повилики он заходил, как в храм. Лекс, правда, не очень-то верил в Бога. Церкви посещал исключительно из любопытства к архитектуре и внутреннему убранству. Поэтому пиететов особых не испытывал, перешагивая порог культовых заведений. Сейчас его пронзало ощущение, что он получил доступ в святилище, в место обитания божества.

Если допустить, что интерьер отражает сущность характера его хозяина. Лекс хмыкнул. Что общего между ним и взрослой корпулентной тетей, чей интерьер его буквально околдовал и мгновенно сделал жилье родным?

Квартира Повилики ошеломила. Она была такой же необычной, как и сама девушка, как мысли, которыми она делилась с ним, как машина, которую водила, как вся ее жизнь, которую она немного для него приоткрыла.

Она была напрочь лишена кухни, если не считать крошечной столешницы с двумя конфорками и подвесного ящика над ней. Еще меньше, чем у него. Впрочем, он слабо представлял Повилику у плиты. Роль кухарки, пекущей пирожки для своих детей, роль матери, роль уборщицы, домохозяйки вообще никак с ней не вязалась. Он подумал о ее возрасте. Внешне она казалась совсем юной девушкой. Но поражала интеллектом, кругозором, мудростью мыслей, такое в двадцать с хвостиком не встречается. Ей точно больше, но спрашивать он не будет. Его даже посетила крамольная мысль пробить ее по базе, попросить Веронику, та наверняка раскопает паспортные данные. Но тут же со стыдом отмел эту мысль. Он не будет покушаться на частную территорию своей возлюбленной. Сама все расскажет в нужное время, если захочет.

– Еду у меня не найти, если только высохшую еще при революции мышь, – хихикнула девушка. – Хотя тогда еще не был построен этот дом, и мышь в него могут только подкинуть.

– После того куска мяса, с которым ты, вообще-то, обещала мне помочь, в меня даже реликтовая мышь царских времен не влезет, – отозвался Лекс. – Но я могу заварить для тебя чай, если у тебя есть чайник.

– Есть, наверное, – Повилика открыла ящик, достала какой-то пакетик с засохшими лепестками, на запах оказался, чай. Она, смеясь, достала стеклянный чайник. Лекс налил в чайник воды из тоненького краника, встроенного в столешницу. Нажал кнопку.

Насколько он разбирался в мебели и технике, интерьер у девушки хоть и казался простым, даже аскетичным, но точно был очень дорогим. Танцовщицы хорошо зарабатывают, – решил он, не желая думать о том, кто мог оплатить эти брендовые и дизайнерские изыски.

Его взгляд уперся в картину на стене – Повилика на фоне золотого огненного зарева в ярком, словно пожар, крошечном платье на высоченных красных каблуках. Она просто стояла, красиво изогнувшись, и лукаво смотрела на Лекса. От этого взгляда по мужчине пробежали мурашки, и теплая волна возбуждения прошла по телу. Он осмотрелся. Никогда Лекс не встречал такого странного обустройства квартиры. Просторная студия с высокими потолками и полом на разных уровнях. Функциональное и сложное пространство. Чуть выше уровня входа находилась гостиная с диваном, креслом и столиком, отгороженная деревянной панелью от прихожей и крошечной кухни, расположенной еще чуть выше. Припылено-синие цвета, дерево.

На самый высокий уровень вели ступени со скрытыми в них ящиками. Там спальня, догадался Лекс. Его удивление достигло предела, когда он увидел спальню. Она тонула в полумраке, окна, уходящие на первый уровень, закрывали плотные шторы блэкаут. Синие стены с мерцающими золотыми искрами, зеркальная стена, которая, по всей видимости, раздвигалась и скрывала за собой гардеробную. Огромная кровать с мягкой спинкой, разобранная, обнажающая шелковое лавандовое белье. Повилика, как и Лекс,