Нынче я живу отшельником

меж осинником и ельником,

сын безделья и труда.

И мои телохранители —

не друзья и не родители —

солнце, воздух и вода…

Зинаида Николаевна Нейгауз-Пастернак еще в 1962 году говорила Корнею Ивановичу Чуковскому: «Я не хочу покидать эту усадьбу, буду биться за нее всеми силами; ведь здесь может быть потом музей… Жаль, я больна (после инфаркта), не могу добраться до его могилы, но его могила для меня здесь…»{586}

Однако в 1935 году до музеев еще было далеко. Даже несмотря на необходимость переделывать вслед за ротозеями-строителями полученные от Советского государства подарки в виде дачи, обойденные вниманием и обиженные писатели, оставшиеся без ничего, завидовали тем немногим, что обосновались в поселке. Эта атмосфера очень хорошо отражена в романе Михаила Булгакова «Мастер и Маргарита», где ожидающие зарезанного трамваем критика Берлиоза члены «Массолита» сетуют на несправедливость при распределении дач в «литераторском поселке Перелыгино на Клязьме», который характеризуется автором как «общее больное место». И когда один из писателей жалуется, что третий год вносит денежки, «чтобы больную базедовой болезнью жену отправить в этот рай, да что-то ничего в волнах не видно», то другой, а точнее другая под именем Штурман Жорж стыдит его: «Не надо, товарищи, завидовать. Дач всего двадцать две, и строится еще только семь, а нас в МАССОЛИТе три тысячи… Естественно, что дачи получили наиболее талантливые из нас…» Но литературная общественность распаляется: «Генералы!» И стали они звонить в «ненавистное» Перелыгино. О том, что Перелыгино – это Переделкино, сомнений не возникает.

У Вениамина Каверина в сказке про немухинских музыкантов один из героев живет в Поселке любителей свежего воздуха. Таковым можно назвать и Переделкино, где обитали любители не только свежего воздуха, но и прочих радостей жизни. После войны домов в Переделкине прибавилось, появилось еще два десятка дач, в которых нередко из-за возросшей потребности в свежем загородном воздухе селились не одна, а две писательские семьи. Как правило, жили они на разных этажах. Так повелось еще с 1930-х годов.

Хотя дач постоянно не хватало, по числу живших в нем советских писателей поселок так и остался рекордсменом. Здесь в разное время жили и работали Чингиз Айтматов, Василий Аксёнов, Ираклий Андроников, Алексей Арбузов, Белла Ахмадулина, Андрей Битов, Виктор Боков, Лиля Брик, Андрей Вознесенский, Евгений Евтушенко, Николай Заболоцкий, Всеволод Иванов, Фазиль Искандер, Римма Казакова, Валентин Катаев, Борис Можаев, Борис Пастернак, Константин Паустовский, Анатолий Рыбаков, Константин Симонов, Владимир Солоухин, Илья Эренбург и многие другие. Фамилии переделкинцев остались и на карте поселка, в названиях его улиц. Ну а те, кто так и не удостоился дачи, могли отдохнуть в Доме творчества с таким же названием[21].

Кстати, в Доме творчества с распростертыми объятиями принимали и совсем молодых писателей. Игорь Петрович Золотусский вспоминает: «Первый раз я оказался в Переделкине в конце марта 1961 года, на семинаре молодых критиков. Было время, когда благодетели из Союза писателей РСФСР, по-настоящему заботливые и внимательные люди, рыскали по всей стране и выхватывали молодых талантливых литераторов из разных областей и республик. Я жил тогда в Хабаровске, и в Москву мне надо было лететь с двумя пересадками – в Омске и Иркутске. И представляете, какие были люди в Союзе писателей? Они даже оплачивали перелет!»

Каждого из критиков поселили в отдельной комнате: «Всем нам было дано право самим выбрать задание, а именно: написать по критической статье на любую тему, своего рода итог нашей работы. Предполагалось, что когда мы закончим статьи, к нам съедутся заведующие отделами критики центральных журналов – “Нового мира”, “Октября” и других – и будут выбирать то, что им захочется напечатать… Нас не только кормили, но и развлекали по вечерам – например, знакомили с писателями, жившими в поселке. Так однажды состоялась и наша встреча с Корнеем Чуковским, который как раз жил совсем рядом с Домом творчества и часто туда наведывался»{587}.

Игорь Золотусский написал критическую статью, но ни один журнал не согласился ее опубликовать – настолько она была острой, задевающей ряд молодых, но уже известных писательских имен. Зато статью хабаровского критика оценил Чуковский, изъявивший желание перевести ее на английский язык. Подобно Державину он благословил Золотусского: «Бросайте всё и занимайтесь критикой. Это ваше дело!»

Переделкину посвящено немало литературы, давно пора уже ввести в оборот новое направление в литературе – переделкиноведение. Писали о дачном поселке все – и сами литераторы, их дети и жены, частые и редкие гости. Для изучения повседневной жизни наибольший интерес представляют дневники и воспоминания современников той эпохи. Но по одному или двум источникам объективно судить трудно, ибо, мемуары для того и существуют, чтобы заново описать то, что уже когда-то сделал до тебя другой. Кто-то пытается оправдаться, другой, наоборот, преувеличить, третий – с успехом воплощает идеи первых двух. Написание мемуаров, кстати, это тоже часть переделкинского житья-бытья. И все же нам интересны такие детали, что позволяют разглядеть среди строк живого человека с его привычками…

Алла Рахманина, вдова прозаика Бориса Рахманина, вспоминает, как выходил из своей дачи на улице Павленко, 3, ее сосед Борис Леонидович Пастернак: «Не выходил – пробегал, пролетал нашу часть “Павленки” в развивающемся прорезиненном синем плаще. Через родник, через змеей вьющуюся Сетуньку, вприпрыжку к деревянному домику, который он снял для своей музы Ольги Ивинской»{588}. Об этих визитах к Ивинской подробно написано в книге ее дочери Ирины Емельяновой «Легенды Потаповского переулка: Б. Пастернак, А. Эфрон, В. Шаламов: Воспоминания и письма», изданной в 1997 году.

Походы к роднику за ключевой водой были частью повседневной жизни переделкинских аборигенов. Столь безобидные прогулки порой заканчивались неприятными последствиями. Алла Рахманина пишет об Андрее Вознесенском: «Из этой калитки он каждое утро в белоснежной рубашке выходил и шел по направлению к лесу, через поле, к роднику. Однажды на него напали собаки. Он был бесстрашный, но тут очень много было диких собак, и если бы не рабочие, которые трудились тогда на этом поле, то вряд ли он бы спасся. А они подошли и лопатами отогнали животных»{589}. История с нападением на Андрея Андреевича собачьей стаи, похоже, не вышла за пределы поселка. Куда больший резонанс приобрело другое нападение на поэта – Никиты Сергеевича Хрущёва на пресловутой встрече первого секретаря ЦК КПСС с интеллигенцией 7 марта 1963 года. Атака была словесной, но очень эффективной с точки зрения популяризации творчества и личности Вознесенского. «На тебя орал Хрущёв, ну чего тебе еще?» – эта эпиграмму можно адресовать не только Вознесенскому, но и другим писателям, а также художникам, кинорежиссерам и прочим служителям искусства, удостоившимся внимания эмоционального советского