Это мой наилучший – а вернее, единственный – шанс освободиться, а посему я жду, чтобы она повернулась ко мне спиной, и, когда она начинает распутывать узел на веревке, которой была привязана одна из моих рук, я сажусь, хватаю ее за волосы и изо всех сил ударяю головой о край алтаря.

Лия испускает леденящий вопль.

Прежде чем она успевает прийти в себя, я дергаю ее голову назад и еще резче шваркаю о край алтаря. Затем бросаюсь прочь так быстро, как только могу.

Она бросается за мной, издав рев, достойный какой-нибудь крупной кошки, быть может, даже льва. Но это не останавливает меня, а только заставляет двигаться быстрее, несмотря на боль. Однако сейчас я бегу не к двери, а к кафедре – и к книге, которую Лия водрузила на нее.

Она только сейчас соображает, что я собираюсь сделать, и издает еще более жуткий вопль. И, вскочив, приземляется возле кафедры. Но уже поздно.

Я успела схватить книгу и вырвать из нее те страницы, на которых Лия открыла ее, плюс на всякий случай по паре страниц до и после.

Она с воем бросается ко мне, но я, собрав остаток сил, отскакиваю назад и разрываю страницы надвое.

Она ранит меня ногтями и зубами в отчаянной попытке выхватить страницы, на которых – я в этом уверена – записано какое-то древнее заклинание.

– Отдай! – вопит она, раздирая ногтями мою руку. – Отдай!

Но я продолжаю сжимать страницы, не обращая внимания на новую кровь, текущую по моей руке. А затем делаю то единственное, что можно сделать, чтобы заклинание не досталось ей. Вместе с ней скатываюсь с алтаря на твердый каменный пол, находящийся в нескольких футах внизу.

Мы приземляемся с глухим стуком. Лия, видимо, даже не замечает падения, я же почти уверена, что опять вывихнула плечо… если не сломала позвоночник. Но я все равно силюсь сорвать ее план, в чем бы он ни состоял, если не считать того, что в ходе его исполнения она собирается предать меня как можно более мучительной смерти, а потому, не обращая внимания на боль, я вытягиваю руку к горящим вокруг нас свечам.

И сую заклинание в огонь.

Старая сухая бумага вспыхивает мгновенно, и Лия испускает такой вопль, какого я еще не слышала никогда. Отчаянный, нечеловеческий, он бросает меня в дрожь.

А также ясно говорит, что мое время на земле вот-вот истечет. И я никак не смогу его продлить.

Лия хватает остатки бумаги, несмотря на пожирающее их пламя, оно обжигает ее кожу, но уже слишком поздно. Все письмена уничтожены огнем.

Она поворачивается ко мне, ощерив зубы:

– С каким же удовольствием я буду срывать мясо с твоих костей.

– Кто бы сомневался.

Голос внутри меня призывает меня встать, бежать, но у меня совсем не осталось сил. Я изранена, изнурена, и без моих родителей – и без Джексона – я даже не понимаю, зачем продолжаю сопротивляться вообще. Я разрушила ее планы, не позволила ей сделать то – что бы это ни было, – ради чего она убила моих родителей.

И этого довольно.

Я жду, что Лия начнет убивать меня, жду новых волн боли, но вместо того, чтобы разорвать мое тело на куски, она поднимает меня с пола и бросает обратно на алтарь.

– Ты воображаешь, что мне нужна эта книга? – вопрошает она, затащив меня на каменную плиту. – Я готовилась к этому много месяцев. Месяцев! – верещит она, отрывая от моей рубашки длинную полоску ткани. – Я знаю каждое слово на этой странице, знаю каждый слог!

Она наваливается на меня и хватает мою левую руку. Теперь уже я издаю истошный крик, когда она резко заводит ее мне за голову.

И смеется, привязывая мое запястье к железному кольцу, к которому оно было привязано раньше.

– Месть сладка, – глумливо бросает она.

Она отрывает от рубашки еще один длинный лоскуток, я пинаю ее, но мы обе знаем, что это ничего не даст. Она даже не дает себе труда ударить меня по лицу, а только привязывает мою правую руку.

– Я искала тебя несколько месяцев, – говорит она, встав на ноги. – А затем, когда нашла, потратила еще несколько недель на то, чтобы подстроить аварию твоих родителей и заронить в голову Финна мысль пригласить тебя сюда. Затем еще несколько недель, чтобы должным образом подготовить Джексона к твоему приезду. И ты воображаешь, будто тебе удастся разрушить все, просто-напросто сжегши какое-то там заклинание? Плохо же ты меня знаешь.

Она, шатаясь, подходит к кафедре и подбирает с пола упавшую книгу.

– Плохо же ты меня знаешь! – вопит она, размахивая книгой, как оружием. – Это мой шанс, мой единственный шанс вернуть его, и ты воображаешь, что я позволю тебе мне помешать? Ты? Ты, жалкая пародия на…

– Человека? – перебиваю ее я. Голова у меня идет кругом. О чем она? Вернуть его? Кого? Хадсона?

– Ты думаешь, что ты человек? – Она смеется. – Боже, ты еще более убогая, чем я считала. Думаешь, я бы стала так стараться, чтобы заполучить в свои руки какого-то там человека? Одна поездка в город – и я могла бы заполучить хоть сотню людей, не приложив никаких усилий.

Я понятия не имею, что Лия имеет в виду и говорит ли она правду вообще. Но ее слова все равно пронизывают меня, как удар молнии. И пробуждают что-то внутри меня, что-то непонятное, но кажущееся мне чуть-чуть знакомым. Может быть, я все-таки ведьма, что бы там ни говорил дядя Финн? Может быть, голос, который я слышу внутри себя в последние дни, свидетельствует именно об этом?

Но если это так, то что с того? В этой школе учится более сотни ведьм и ведьмаков. Что же во мне особенного? То, что Лия считает меня парой Джексона? Или что-то иное? Что-то большее?

Но если она действительно знает заклинание наизусть, сейчас у меня просто нет времени на то, чтобы обо всем этом размышлять. Ведь часы тикают, и скоро будет двенадцать часов семнадцать минут.

– Неужели ты в самом деле пытаешься воскресить Хадсона? – спрашиваю я, и хотя мне известно, что Лия безумна и что она планирует убить меня, какая-то крошечная часть меня все равно, кажется, жалеет ее… вернее, жалела бы, если бы она не была виновна в смерти моих родителей.

Тот факт, что смерть Хадсона сотворила с ней такое, сокрушила ее настолько, что она измыслила этот нелепый план по его воскрешению… это достойно сожаления и надрывает душу.

Но нельзя позволить ей действительно вернуть Хадсона к жизни, нельзя, если истине соответствует хотя бы одна десятая часть из того, что рассказал мне Джексон, – а я знаю, что так оно и есть. Неудивительно, что Флинт и другие существа, меняющие обличья, были полны решимости во что бы то ни стало остановить Лию, даже если ради этого надо было прикончить меня. Но они были не в своем уме, если воображали, что Джексон согласится участвовать в этой затее. Он ни за что не стал бы пытаться воскресить своего брата. Ни за что.