– Будем красить! – весело ответил Витас. – Но не здесь, а с выездом к клиенту! Но это уже следующая фаза развития бизнеса!

Витас спал. Его лицо было таким счастливым и спокойным, каким могло быть только лицо умершего ангела. Рената смотрела на его нос, на губы. Хотела поцеловать, но боялась, что он проснется.

А утром, когда она проснулась, Витаса рядом не было. Часы показывали десять и за окном светило солнце. Оконное стекло пропускало солнечный свет нехотя, он «входил» в спальню Ренаты словно сквозь тонкую густую паутинку.

«Надо помыть окно, – подумала Рената. – Уже ведь весна! Или подождать, когда закончатся дожди?»

Накинула халат. Вышла в гостиную. Первое, что увидела, это тарелка с недоеденным бутербродом возле ноутбука. А рядом – кружка кофе.

– К нам приедет телевидение! – произнес Витас так сокровенно, как иногда жена сообщает мужу о том, что у них будет ребенок.

– Зачем? – удивилась Рената.

– На Львовском национальном есть передача об успешных молодых бизнесменах! Кто-то им сбросил линк на наш вебсайт!

– Но ведь ты ничего еще не начал делать!

– Они приедут, когда мы будем завалены заказами! Через неделю!

– Мы будем завалены заказами через неделю? – опешила Рената.

– Да. Их уже больше двадцати, – Витас кивнул на монитор ноутбука. – Теперь мне нужен секретарь, чтобы ничего не перепутать!

– А я не подойду? – Рената испугалась, подумав сразу, что секретарь – это, конечно, секретарша, а секретарша – это еще одна женщина в их уютном двухкомнатном пространстве, уютном только когда они вдвоем.

– Подойдешь, – Витас обнял ее и поцеловал. – Если будешь относиться ко мне серьезнее, без иронии! – добавил шепотом.

– Я к тебе очень серьезно отношусь, – тоже шепотом ответила Рената. – Я просто не такая деловая, как ты!

– Это точно, – он кивнул. – Хотя хватка у тебя крепкая! Ведь такие, как я, на улицах Каунаса не валяются!

– Ага, – Рената улыбнулась. – Девушки с хуторов сразу подбирают их и увозят в Аникщяйские леса!

Вдруг улыбка сошла с ее лица. Взгляд погрустнел.

– А Спаммаса так никто и не вернул! – Она вздохнула.

– Ничего, может, сам придет, – попробовал успокоить ее Витас. – А если нет, то будем считать, что сэкономили двести литов.

Это странное, но дешевое кафе в самом центре Маргейта Клаудиюс нашел случайно и вот уже в третий раз зашел сюда по дороге с работы в свое «отельное общежитие». Стулья здесь были старыми и разными, и столики тоже, словно хозяева заведения ездили по улицам города и подбирали выброшенную за ненадобностью мебель. Только уголок с барной стойкой выглядел поопрятнее и почище. За стойкой работали два парня хипповатого вида – то ли сербы, то ли хорваты. Массивная антикварная кофеварка блестела, как новенькая, да и кофе из нее получался ароматным и крепким. Бутерброды с колбасой или сыром стоили по одному фунту. Кружка кофе тоже стоила один фунт, а чашечка еспрессо в два раза дешевле.

Клаудиюс взял капучино. Сунул в карман ветровки сдачу, полученную с пятифунтовой банкноты. Присел за чугунный садовый столик.

Было бы лучше, конечно, сидеть тут сейчас с Ингридой. Но она еще осталась на работе – в кабинете у шефа. Да и в прошлый раз, когда они возвращались в Маргейт вместе, и Клаудиюс привел ее сюда, заходить внутрь она отказалась. «Это же сквот, а не кафе!» – сказала брезгливо. Пришлось искать кафе поприличней.

«Ладно, – думал Клаудиюс, рассматривая вырезки из старых газет, наклеенные на покрашенные в черный цвет стены. – Может, это и „сквот“, но кофе тут настоящий и атмосфера вполне, и цены!»

Сделав еще один глоток и опустив чашку на стол, Клаудиюс бросил взгляд на пальцы правой руки, только что сжимавшие ручку кружки. Удивился, как легко забылась боль исколотых колючей и упругой проволокой пальцев. Теперь он умел легко вставлять спицы в ребра клетки. Точно так же, как это делал его болгарский предшественник. А пальцы зажили, хотя кожа на их подушечках огрубела, стала толще.

Задумался о работе. Она по-прежнему казалась ему удивительно глупой, ведь можно было бы просто покупать готовую металлическую сетку, разрезать по размеру клеток и прибивать к деревянным ребрам. Он даже высказал это в качестве предложения Шляхтичу, но тот в ответ только ехидно улыбнулся и сказал: «Тогда наши клетки ничем не будут отличаться от китайских! А китайские на десять фунтов дешевле!» А еще он сказал, что в товаре должен быть отчетливо виден физический труд, тем более, что на каждую клетку прибивалась овальная металлическая бляха с выдавленной надписью «Made in Britain»!

– Made in Britain! – Повторил вслух Клаудиюс и усмехнулся, подумав, что ни один англичанин не прикасался руками к их клеткам, но металлическая бляха не врет – всё это действительно сделано в Англии!

В кафе зашла шумная компания из пяти парней. Остановились у стойки. Сделали заказ на непонятном Клаудиюсу языке. Уселись за два составленных вместе пластиковых столика. Бармен принес им несколько бутылок пива и рюмки. Один из пришедших вытащил из сумки принесенную с собой бутылку рома. Их шумный и веселый разговор оттолкнул мысли Клаудиюса в прошлое. Само собой вспомнилось, как они вшестером прошлым летом так же громко и весело галдели на фестивале, так же пили «Три девятки» в кафе-палатке и запивали пивом, так же были беззаботны и ни на кого не обращали внимания. Правда, эти ребята зашли сюда веселой компанией, а он тут сидит один. А вот если бы тогда, двадцатого декабря, зимней снежной ночью в домике у Ренаты на ее хуторе со смешным названием они решили бы поехать куда-нибудь вместе в одну страну, в один город?! Может, тогда все было бы намного лучше и уж точно – веселее! Почему они разъехались? Почему каждый хотел уехать в «свою» страну, в «свой» город? Почему у них даже в мыслях не возникло поехать куда-нибудь всем вместе? Неужели только потому, что они литовцы, а не сербы или боснийцы? Потому, что им, литовцам, нравится выдерживать дистанцию? Нравится одиночество и независимость? Нравится укрываться не только от внимания незнакомых, но и даже от внимания друзей и родных? Нет, наверное, это не так! Просто так получилось! Ведь они уехали парами!

И если бы он сейчас сидел тут вместе с Ингридой, этих мыслей у него бы не возникло! Он был бы счастлив и наверняка раздражен присутствием этой шумной компании.

«А был бы я рад, если бы они зашли, громко разговаривая на литовском?» – спросил себя мысленно Клаудиюс и замер, не сразу найдя ответ.

Нет, ему одновременно нравилось его «литовское» одиночество, его замкнутость, дистанция, которую он подсознательно сохранял между собой и окружающим миром, улыбаясь этому миру «по-английски» безучастно и вежливо. Но все-таки он не рассчитывал на полное одиночество. Один он, без Ингриды, никогда бы сюда не приехал. И вообще никуда бы не поехал. Один без Ингриды он – как парашютист, прыгнувший без парашюта. Они должны быть вдвоем!