– Каждый строит свою жизнь из того, что у него под рукой,– сказал он. Его голос странным эхом отдавался в огромной комнате.– Даже сыновья хорошо обеспеченных людей. Даже,– добавил он, указывая на нее,– их дочери. У меня под рукой было банковское дело. И я занялся им. Я говорю себе: это почетная профессия. Я верю, что она осуществляет необходимые общественные функции. И когда она перестает это делать, она для меня перестает существовать. Ты понимаешь, о чем я говорю?

– Понимаю. Это очень грустно.

– Да, грустно,– согласился он,– потому что банковское дело освобождается от этих необходимых функций, подобно тому как змея сбрасывает тугую, сковывающую ее кожу. Банк должен придавать силу, поддерживать, защищать. Главная функция банковского дела – сберегать.

– Это было,– сказала Эдис,– функции меняются.

– Легкие дышат. Сердце гонит кровь. Некоторые функции не меняются. Если же это происходит, результат – смерть.

– Боже мой, Вудс, я и не представляла, что ты…

– Я тоже не представлял,– прервал он ее.– Я всегда знал, как отношусь к этому. Я просто не знал, что могу так сильно переживать. Но сегодняшнее заседание снова разбередило все во мне. Я мог бы, пожалуй, рассказать тебе, что происходит.

– Что же?

– «Джет-Тех интернешнл». Им нужен беспримерно огромный заем по беспримерно низкой процентной ставке. Мы отказываем им, потому что можем получить от тех же денег гораздо больше прибыли, давая маленьким должникам еще глубже залезать в долги. Если Джет-Тех не получит от нас заем, они попытаются завладеть банком.

– Ты серьезно?

– Они серьезно. Борьба со сберегательными банками? Это законная борьба. Но Джет-Тех нарочно подогревает ее до лихорадочного напряжения. Втягивая Бэркхардта, ведя его к проигрышу, они дискредитируют его в глазах акционеров. Сами же между тем спокойно скупают все акции, какие только могут найти.

– Прекрасно. Бэркхардт знает?

– Да.

Эдис помолчала.

– Акции поднимутся?

– Они уже поднимаются.

– Тебе никогда не приходило в голову,– медленно и задумчиво сказала она,– что Бэркхардт может получить хорошенькую прибыль от своих ценных бумаг?

– Да. Я думал об этом. Отбросил эту мысль. Кто-нибудь другой, только не Бэркхардт.

– Кто-нибудь вроде тебя?

Палмер уставился на нее. Она встретила его взгляд. Ее светло-карие глаза под белесыми бровями были совершенно спокойны и неподвижны.

– Мадам,– сказал он наконец,– вы меня удивляете.

– Ты бы так не поступил? – спросила она.

– Нет. Но не по этой причине. Смотри.– Он пододвинул табуретку ближе к бару.– Если я куплю акции ЮБТК ради быстрой наживы, я окажусь в одном лагере с Джет-Тех. Мои руки будут связаны.

– Но, Вудс, что, если они победят? Могут они?

– У них отличные возможности.

Она хлопнула в ладони.

– Дорогой, разве ты не видишь?

– Чего не вижу?

– Что если ты должен что-нибудь покупать, то это акции Джет-Тех. Немедленно.

Палмер рассматривал свой наполовину наполненный стакан. Завтра, когда известие об отказе Джет-Тех в займе распространится, их акции упадут на три пункта или больше. Послезавтра как раз настанет время покупать их.

– Эдис, где последний воскресный номер «Таймс»?

– Не знаю… Может быть, в корзине с дровами.

Палмер разобрал руками поленья и обнаружил газету, положенную туда для растопки.

– Здесь. Двухнедельной давности. Не имеет значения.– Он нашел финансовый раздел и стал изучать большую таблицу – обзор за неделю.– Акции Джет-Тех открыли неделю при сорока четырех. Наивысшая точка за неделю – сорок шесть и одна восьмая. Закрыли неделю на сорока трех с тремя четвертями.– Он встал и подошел с газетой к бару.– Послезавтра они должны упасть до сорока или что-то около этого. Потом, если Джет-Тех захватит контроль над ЮБТК, акции могут стремительно подскочить. Десять пунктов – это весьма умеренное предположение.

– Так сделай это.

Некоторое время он сидел молча.

– Я знаю,– продолжала Эдис,– у тебя угрызения совести.– Она изучающе посмотрела в свой пустой стакан, потом снова поставила его в лед и еще раз наполнила ликером.– Я знаю.

– Тут много всякого, Эдис.

Она покачала головой:

– Просто угрызения совести.

– Угрызения совести здесь ни при чем. Здесь вот что. Как бы Бэркхардт ни относился в Джо Лумису, я знаю, что Джет-Тех делает стоящее дело. Без организаций вроде этой, где бы мы были в так называемой борьбе за космическое пространство?

– Но если Джет-Тех кооперируется даже с ангелами, это тем не менее не дает ей права украсть банк.

Палмер встал и направился к окну. Его шаги гулко отдавались в этой огромной комнате. Он прошел мимо огня, хотел было еще раз помешать дрова, но передумал и пошел дальше к окну. Подойдя к нему, он прислонился лбом к холодному стеклу. Снаружи, сквозь бетонный фасад с его резкими изгибами и извилистыми просветами, были видны отдельные куски улицы, фары автомобиля, лампа в окне, железный шпиль забора. Нельзя, сказал он себе, подходить к бизнесу с этическими нормами. Это просто путает все дело. Нереально считать один путь правильным, а другой нет. Единственно правильный путь бизнеса – это делать прибыль, не попадая в тюрьму.

Он повернулся лицом к жене.

– Я не прав,– произнес он.

– Что, дорогой?– Ее голос слабо донесся до него через всю комнату.

– Я не прав,– повторил он, повышая голос.– Они имеют полное право пытаться перехватить у нас банк.

– Да? И что же?

– И я имею полное право попытаться помешать им.

– И это ты собираешься сделать?

– Да,– пробормотал он.

– Я не слышу тебя.

– Да,– сказал Палмер. И снова так громко, что слово уже прозвучало криком:

– Да!

Он повернулся к окну и вдруг обнаружил, что смотрит в глаза мужчины и женщины, уставившихся на него сквозь кружевной фасад. Явно смущенные тем, что они замечены, оба тут же исчезли.

– Тебе совсем не нужно кричать,– сказала Эдис.

Совместное заседание с Джет-Тех было назначено в деловом квартале, в зеленом с тиковыми панелями зале правления в главной конторе банка. Палмера опять не пригласили, но на этот раз он не пошел. Вместо этого он потратил почти половину дня, сочиняя речь для Буффало. Черновик, который Вирджиния дала ему, был, по ее признанию, сделанному весьма непринужденно, просто списан с речи в Сиракузах. Теперь без десяти минут пять, Палмер закончил новый набросок и отдал его Вирджинии. Она стояла перед ним и, слегка нахмурившись, читала первую страницу, стараясь разобрать его почерк на разлинованном желтом листе бумаги.