– Это позволит им производить больше крупных блестящих новых вещей для продажи слабоумным,– прервал его Бэркхардт.– Вуди, хватит болтовни, черт возьми. У нас еще много дела.

– Вы не хотите понять мою мысль,– сказал Палмер.– Если у нас есть деньги, давайте вложим их во что-нибудь стоящее.

– Кто мы такие,– вспыхнул Бэркхардт,– кто ты такой, чтобы вмешиваться в это,– Ирма, ради бога не записывайте эту чепуху,– чтобы стоять здесь и выступать против всего курса национальной экономики? Кто уполномочил тебя охранять бюджет потребителей? Если эти глупцы хотят глубже и глубже залезать в долги, туда им и дорога, сынок! Не наше дело наставлять их. Совсем наоборот. Мы делаем деньги, давая им то, что они хотят. Если они хотят неограниченного личного кредита, они его получат.

– Именно такое ваше отношение,– ответил Палмер,– и поощряет их с каждым днем все глубже рыть себе яму. Каков сейчас долг мелких потребителей? Двести пятьдесят миллиардов? Где эти несчастные идиоты найдут такие деньги для выплаты, черт побери?

– Э, чепуха,– сказал Бэркхардт.– Вуди, если бы я не знал тебя – простите, Ирма,– я бы удивился, как ты вообще попал в банк.

– Банковское дело – такая же уважаемая профессия, как любая другая,– возразил Палмер.– Очень старинная профессия, кстати. Только одна – еще старше.

Гарри Элдер невесело рассмеялся.

– Регламент. Вернемся к нашим заботам, джентльмены. И между прочим, Вуди в известной степени прав. Если бы мы нашли способ уменьшить риск этого займа, я бы выступил за нею.

– Вот как? – Бэркхардт вскочил.– И ты тоже, Гарри? Вы пользуетесь любой возможностью увернуться от борьбы.

– Спокойнее,– пробормотал Элдер,– сядьте, Лэйн.

Лицо Бэркхардта покраснело. Его молочно-голубые глаза сузились.

– Зарубите себе на носу, вы оба,– выговорил он хриплым голосом; казалось, ему трудно дышать.– Если миллионы человеческих существ в нашей славной демократической стране достаточно глупы и достаточно жадны, чтобы потворствовать своим желаниям, и стремятся заложить свои души,– он сделал глубокий вдох,– то я не намерен сидеть сложа руки и ждать, пока кто-нибудь другой выдоит их досуха. Я намерен получить долю ЮБТК. Львиную долю, черт побери! – Он потерял самообладание и почти кричал.– И какое бы давление на меня ни организовал Джо Лумис, он не заставит меня рисковать своими деньгами ради его дурацких схем, когда столько миллионов моих соотечественников-американцев взывают о кредите. Нет, сэр!

– И это,– услыхал Палмер свой голос,– достойный выход из положения не для труса.

Кожа вокруг глаз Бэркхардта собралась какими-то узелками. Глубокие морщины перерезали лоб. На шее под выступающим подбородком вздулись вены. Он наполнил легкие воздухом. Палмер чувствовал, как все замерли в нервном ожидании.

Бэркхардт отвернулся и пошел к окну. Некоторое время он стоял там, бессмысленно уставившись вниз, на улицу, потом повернулся к ним. Его лицо казалось довольно спокойным. Он пошел назад к своему креслу и сел, махнув рукой своей секретарше.

– Извините, Ирма. Начинайте записывать. Клифф, цифры депозита.

Заседание продолжалось.

В полночь Палмер проводил до дверей последнюю пару – Джейн, тетку Эдис, и Тима Карви, ее третьего мужа. Она была лишь немного старше Эдис и такая же высокая. Они жили в Рокленд Каунти, около пятидесяти километров от Нью-Йорка, и, чтобы не ехать домой поздно ночью, сняли номер в отеле «Св. Рейджис». Вот почти и все, что Палмер смог вспомнить о них, когда он пожелал им спокойной ночи и закрыл дверь. Он немного постоял в вестибюле, неожиданно почувствовав, что ворвавшийся с улицы поток холодного воздуха, освежив помещение, освежил и его. Затем он вернулся в гостиную, занимающую два этажа, и уставился на огонь в огромном камине.

– Результат не очень ясен,– сказала Эдис из дальнего конца комнаты, там, где винный чуланчик и бар.

– Да?

– Это был своего рода эксперимент, дорогой. Может ли группа из восьми человек заполнить помещение. Вывод: нет.

– Очень жаль,– пробормотал Палмер.

– Это не твоя вина,– ответила Эдис, посмеиваясь.– Теперь я знаю. Хотя думаю, что восьмерым более веселым людям это удалось бы несколько лучше.

– Если шесть из них банкиры и их жены,– задумчиво сказал Палмер, глядя в огонь,– едва ли можно ожидать большого оживления.

– В следующий раз мы пригласим двенадцать человек. Мне кажется, тогда все будет прелестно.

Палмер поднял глаза и увидел, что Эдис деловито устанавливает маленький стаканчик для вина в измельченном льду. Сейчас она наполнит стакан драмбуи или бенедиктином, охладит его и выпьет.

– Сделай еще один,– попросил он.

– Сейчас.

– Как я понял из твоих слов,– продолжал он,– сегодня им было скучно.

– Скучно? Не знаю. Очень может быть, что это из-за комнаты.

Палмер покачал головой:

– Виноваты люди. И прежде всего я сам. Ты не знала никого, кроме Джейн и ее мужа. А я знал. За обедом все было в порядке, но потом, когда я позволил Бэркхардту припереть меня к стенке разговорами о служебных делах, наступил холодок.

– А о чем вы толковали? – спросила она, погружая в лед еще один стаканчик.– Это было похоже не на служебные разговоры, а скорее на философский спор.

– Я думаю,– сказал Палмер, наблюдая, как она наполняет до половины стаканчики,– именно это и рассердило старого сыча. Он не подкован для философских споров или же считает себя неподкованным.

– Он, кажется, обвиняет тебя в реакционных наклонностях.

– Он считает, что я не иду в ногу со временем.

Некоторое время они молчали. С улицы на каком-то расстоянии от их дома раздался звон церковного колокола, пробившего двенадцать раз.

– Еще не охладились? – спросил Палмер.

Эдис покачала головой.

– Из всех банкиров, которых я знаю,– сказала она,– тебя я меньше всех подозревала бы в реакционности. С каким временем ты не идешь в ногу?

– О, это один из сложнейших, запутанных вопросов, ответы на которые мы узнаем, как я подозреваю, лишь лет через пятьдесят. Между прочим, вся эта история представляет чисто академический интерес, потому что мои возражения абсолютно не принимаются во внимание.

– Борьба с ветряными мельницами?

Он сел на высокий табурет перед баром.

– Все, с кем я уже говорил об этом, считают, что я не прав.– Он уставился в ведерко с измельченным льдом. Два стаканчика казались глазами в снегу. Они в свою очередь уставились на него.

– Но ты и сам не убежден.

– Я совершенно убежден в своей правоте.– Он криво улыбнулся.– Возможно, я не прав с точки зрения узко практической. В крайнем случае я ошибаюсь в отношении этого года и, может быть, следующего.