В Мэйзе вдруг открылся мощный источник любви и сострадания, который был доселе спрятан под семью печатями где-то так глубоко в его душе, что он сам и не подозревал о его существовании. Его настолько переполняло великое желание творить добро, что он даже не знал, что с ним делать. Ему хотелось изменить целый мир, ведь он смог изменить себя.

К его вящему удовольствию, время неслось с космической скоростью, и вскоре Доминик отпустил всех врачей, вплоть до последней сиделки, и смог находиться при Ромео постоянно. Он ухаживал за ним с бесконечным терпением. Он почти чувствовал себя отцом.

Рядом с ним все время была Анаис. Без нее он бы не справился: своей лаской и терпеливой нежностью, она успокаивала его. Она умиротворяла его, давала ему надежду, и на нее он направил всю ту любовь и нежность, которая оставалась нерастраченной.

Она видела, как он менялся, как из жестокого, расчетливого красавца превращался в самоотверженного человека, исполненного готовности сделать всех немного счастливее.

И в один прекрасный момент, когда в очередной раз, уже под утро, она увидела, как он упал на свою кровать, не в состоянии даже говорить от усталости, она вдруг отчетливо осознала, что весь ее придуманный внутренний мир, с его магами, башнями и единорогами, был все лишь призраком.

Иллюзорным, пустым миражом, надобность в котором исчезла сама собой.

Она вдруг поняла, что была близорука, ведь все это время у нее был самый настоящимй зачарованный принц. Он, Доминик. И теперь, на ее глазах, чары рассеивались, словно произошло чудо и заклятье пало.

Разве в ком-то еще она видела столько любви? Разве к кому-то еще она испытывала столько нежности?

Конечно, они больше не могли не быть вместе. Тем более что они так подходили друг другу.

2.

Смущенный, Дьявол потирал рыжую бороду, которая, то и дело, потрескивала и брызгала цветными искорками:

– Признаться, Брат, я растерян…

– Я рад, что ты нашел в себе силы признаться в этом. – Господь глядел на брата с мягкой улыбкой.

В Чертогах было светло и очень уютно. Бог окинул взглядом центр тронной залы, где совсем недавно вершился суд над непокорной душой, которая изначально не была наделена никакими выдающимися способностями, но требовала для своего человека судьбу гения.

– Я не могу постигнуть, как произошло такое…– Черт печально покачал головой.

– Я тоже не могу… – кивнул Господь. Он положил руку на плечо Дьяволу и заглянул в его глаза.

– Он был создан для зла!

– Значит, в людях не все еще потеряно, и если они могут преподнести нам сюрприз! Помнишь, мы как-то толковали с тобой о человеческом выборе?

– Ну и что? – Черт робко глянул на Бога: ему было неловко.

– Нет абсолютного зла, дорогой! Как и нет абсолютного добра. В одном всегда есть капля другого. И по-иному не может быть, ведь в этом и заключается гармония двойственности.

– Но как ей, этой несчастной душонке, как бишь ее, 6871, удалось откопать в нем ту крупицу добра, которую я даже не заметил? И не просто найти, а вытащить ее на поверхность и перевернуть всю его душу вверх дном?

Господь помолчал немного, а потом задумчиво произнес:

– Может, в этом и заключалась ее гениальность?

– Да не было в душе никакой гениальности!

– Не было, – согласился Бог, – но в попытке доказать нам свои способности, она смогла развить ее в себе. Ведь сочинения человека так захватили тебя, что ты вмиг нашел способ явить их миру, обойдя заклятье. Ты хитроумен, конечно. Выдать его творенья под чужим именем, на котором заклятья нет.

– Я не мог допустить, чтобы они пропали зря. Я, в конце концов, искусствовед!

– Но главное оказалось вовсе не в этом…

Дьявол согласно кивнул:

– Главное оказалось в том, что он, гармоничный в своей вечной борьбе противоречий, безропотно принимая все, что нес ему жизненный путь, смог пробудить любовь, возродить другого и возродиться самому.

– Да, именно так. Так что мы с тобой решим? – Господь сжал рукой плечо брата и снова заглянул ему в глаза.

– Твоя взяла, брат. Ты решай. Я бы все равно его убил. Он ведь и так еле дышит.

– Ай-ай-ай! А ты все за свое: убить, убить, и точка. Нет уж. Он будет жить. Я снимаю с души ее бремя. Того, что она сделала, для меня достаточно, чтобы освободить ее.

– Как знаешь. Я соглашусь с любым твоим решением. – Покорно пожал плечами Дьявол. – Она уже все равно мне не принадлежит.

– Отныне человек может жить дальше своей судьбой. Той, которую сам построит своим выбором. Ведь мы пропишем только вехи.

Господь поднялся из своего трона и величественно покинул Тронный зал.

Дьявол долго глядел ему вслед. Потом он потер подбородок, хитро улыбаясь своим мыслям, и едва слышно пробормотал: «Впереди – целая жизнь, мои дорогие. Вам удалось выиграть битву, но посмотрим, каков будет исход войны». С этими словами он расправил крылья и стремительно улетел прочь.

3.

Доминик потянулся в постели и лениво приоткрыл глаза: в окно спальни весело заглядывало солнце, о его ноги с мурлыканьем терлась голая кошка, снаружи доносились раскаты прибоя и радостный лай Болвана. Воздух пах океаном.

Нежная и теплая, к нему прижималась Анаис. Она еще спала, и ее темные длинные волосы разметались по подушке. Они струились по ее восхитительному точеному телу, как у фарфоровой статуэтки. Бархатные глаза еще были закрыты, и длинные ресницы чуть подрагивали. Она льнула к нему, спасаясь от утренней прохлады.

Доминик улыбнулся, поцеловал ее глаза и крепче прижал к себе.

Девушка мурлыкнула, совсем как кошка, и раскрыла глаза. Ее заспанное, нежное лицо было бесподобно.

– Я люблю тебя… – прошептал Мэйз. Она улыбнулась и уткнулась лицом ему в грудь. Пожалуй, это было одно из счастливейших пробуждений в его жизни. Он твердо знал, что ему никогда не придется раскаиваться или винить себя в этом утре. Он гладил ее шелковистые волосы, когда вдруг, неожиданно для себя самого, спросил:

– Может быть, ты все-таки, выйдешь за меня замуж? Или еще лет десять подождем?

Анаис засмеялась и обвила руками его шею вместо ответа. Тем временем, Моргана перелезла через ноги Мэйза и теперь устраивалась поудобнее, как раз между ним и Анаис. Все трое молчали какое-то время. Было просто хорошо – лежать и молчать.

– Как Ромео? – Спросила Анаис. Вчера она заснула гораздо раньше, чем в постель пришел Доминик.

– Он уже в порядке. Мы вчера с ним беседовали всю ночь напролет. Прошло ведь уже пять месяцев с тех пор, как он оказался в больнице. Маловато, конечно, для полного восстановления, но думаю, ему уже можно выходить в свет. Главное, чтобы он больше не попадал в дурную компанию. Знаешь, я приготовил ему сюрприз.