И вот русское войско свернуло стан и погрузилось на лодьи. Ингвар простился с греками, условившись, что этим же летом послы Романа прибудут в Киев обсуждать статьи договора.

Но хотя все было решено, всю обратную дорогу Ингвар не переставал обсуждать с Мистиной, Тороддом, Остроглядом и другими ближними все, что случилось и могло случиться. Бояре дружно поддерживали Мистину. Никто не смел сказать, что исчезновение Огняны-Марии – к лучшему, но все так явно радовались, что теперь князь примирится с княгиней и все пойдет прежним ладом, что через пару недель Ингвар и сам осознал: у его потери могут быть и добрые следствия. Все соглашались, что война за похищенную болгарыню привела бы к окончательному разрыву с Эльгой, а значит, и с Олеговым наследием. «И что нам было бы толку от договора с Романом, сиди мы на Ильмене?» – говорил Тородд.

Он не знал, что в Киеве, возможно, сидел бы он со своей женой Бериславой. О том разговоре с матерью Ингвар не рассказывал никому, кроме Мистины, и теперь оглядывался назад с чувством, будто в последний миг чудом отпрянул от края пропасти. Реши он воевать за Огняну-Марию – это была бы его гибель. Он просто погубил бы себя как русский князь, утратил бы и жену-княгиню, и свой стол, а с тем и надежды вернуть жену-болгарыню.

Остановив его на краю той пропасти, Мистина спас и его самого, и его державу. Но что-то мешало Ингвару сказать ему за это спасибо. Побратим на возвратном пути казался не веселее него. Его тоже что-то угнетало. И это тем сильнее становилось заметно Ингвару, чем яснее он осознавал свои преимущества исхода всего дела.

Вернувшись в Киев, он, Ингвар, помирится с Эльгой и вновь станет полным хозяином своего дома, семьи, стольного города и державы. Той, где на время его разъездов хозяйкой оставалась Эльга… и Мистина. Именно сейчас Ингвар осознал, что в последние два года смотрел на побратима не без чувства соперничества. С того дня на берегу Боспора Фракийского, где сам он был ранен и потерял в один день половину дружины, а Мистина остался цел и невредим. А потом вернулся с добычей. И правил в Киеве почти как князь, пока сам Ингвар метался по землям, собирая союзников. И его, Мистину, считали более удачливым человеком, чем князь. Уважали больше. Все – и дружина, и люди… и Эльга. В эти два года ярче всего проявилось, что за побратима послала ему судьба, дар и проклятие. Того, кто всегда, с самого детства и отрочества, был красивее, сильнее, умнее и лучше умел нравиться людям…

Судьба и сейчас не даровала Ингвару полного торжества – уступив в деле с греками, хитрые суденицы напоследок унизили его. Болело сердце при мысли о пропавшей: за эти два года он привязался к Огняне-Марии, верной подруге и доброй жене. Она всегда была приветлива с ним, когда та, гордая наследница Вещего, отвергала его. Теперь она в кочевье, в юрте Едигара… Ингвар давал себе слово, что когда-нибудь вернет ее…

Пока Острогляд не намекнул, что возвращать-то бабу поздно. Сейчас или через три года – это уже будет Едигарова жена. А зачем князю русскому воевать за жену печенега, чтобы победой снова вбить клин между собой и княгиней?

И с тех пор Ингвар старался не думать об Огняне-Марии. Не сейчас. Пусть хоть что-то наладится – с Эльгой, с Киевом, с греками…

Так же он рассуждал, и когда два года назад брал за себя родственницу царя Петра. Пусть хоть что-то наладится. Но за любую победу приходится платить потерей. Это только в сказках удачливый молодец получает княжий стол и живет счастливо и все, что требуется державе, ему на рушнике подносят, будто жениху каравай.

Ясские, славянские и русские городцы, мимо которых войско возвращалось домой, ничего не ведали об этих сложностях. Всем довольно было той радости, что поход был недолог и обошелся без потерь, что привезено золото и слава, а вскоре будет и договор. И все наладится уже по-настоящему. В одном-двух местах спросили, а где же болгарыня, но Мистина велел отвечать, что-де у родичей осталась погостить.

Из Витичева послали гонцов в Киев. Через день тронулись в последний отрезок пути – оставив в Витичеве столько войска, сколько он мог разместить. И вот наконец киевские горы… причалы у Почайны… радостно кричащая толпа… Княгиня в красном с золотом платье, с обитым позолоченным серебром узорным рогом в руках…

Сначала Эльга подошла к Ингвару. Быстрым взглядом окинула его лодью: болгарыни там не было. Неужели и впрямь… И ответ ей дало лицо Ингвара: впервые за два года он взглянул ей в глаза так открыто и уверенно, будто ничто не разделяет их и не мешает быть заедино. И Эльга поняла: ее желание сбылось, болгарыни она больше не увидит.

Было не время расспрашивать, как это вышло. После Ингвара к ней подошел Мистина. Эльга смотрела на него с ликованием: он вернулся живым и невредимым, войско цело, привезена добыча, договор с Романом вот-вот будет заключен… И если еще в придачу она избавлена от болгарыни… Хотелось визжать от радости, но вместо этого приходилось произносить положенные обычаем приветствия.

Но Мистина оставался верен себе. Приняв у нее рог, он наклонился, чтобы ее поцеловать, и шепнул в самое ухо:

– А кто молодец?

* * *

По всей земле полянской закончилась жатва, и золотые венки из колосьев качались на ветвях священного дуба, когда князь и княгиня со всеми приближенными ждали гостей из Царьграда. Из Витичева прислали гонца, и Эльга занялась устройством пира. Ей очень хотелось самой выйти к Почайне и посмотреть, как греки будут высаживаться – лодьи за ними Ингвар посылал на остров в устье Днепра, – но нельзя. Тормар передал, что возглавляет Романово посольство протоспафарий Ефимий, а значит, чин не таков, чтобы правители земли русской ради него выходили к причалу.

Встречать греков отправился Мистина. Шутил: может, знакомых увижу. «Видавшие тебя в земле своей давно лежат», – отвечал ему Ингвар.

Эльга волновалась этим летом, все время ожидания послов: а ну как лукавые греки обманут? Ингвар был спокоен. Он по-прежнему жалел об Огняне-Марии, но приучил себя думать, что эта потеря – к лучшему. Судьба взяла у него истинную жертву – то, с чем ему и впрямь было жаль расстаться, но взамен послала нечто более ценное. Примирение с княгиней, укрепление державы и своего положения в ней. Ибо теперь, когда наследница Вещего вновь стала его женой, потеснить его со стола не смог бы никто. Даже Хельги Красный, вернись он с добычей лучше Олеговой.

Хельги Красный прямо от устья Дуная ушел через Греческое море на восток. Сказал, что поищет себе добычи на Гурганском море – благо добрые отношения с хазарами открывали ему путь туда. Эльга, пожалуй, обрадовалась этой вести. Она была благодарна сводному брату за всю поддержку и любовь, какие он выказывал ей, когда она в этом нуждалась, но теперь, когда у нее снова был муж-князь, Хельги сделался лишним. Его честолюбие, отвага и удача могли только разрушить то, что было построено браком Эльги и Ингвара.

Но и Эльге судьба не поднесла радости задаром. Вместе с Хельги ушел на Гурганское море и ее родной брат Олейв. Ингвар и Мистина клялись, что всеми силами пытались отговорить парня, но он был предан старшему брату всей душой и собирался разделить его судьбу и славу. Не силой же им было удерживать отрока семнадцати лет!