На лице Паэрина Кларка играла все та же спокойная улыбка, что и в первый день, однако Китрин показалось, что он слегка побледнел.

— Если сведения из этой книги станут известны, — продолжала она, — банку останется только обращаться напрямую к наместнику, чтобы либо придать контрактам законную силу, либо потребовать возврата выданных сумм. Я встречалась с наместником и не думаю, что он захочет забрать деньги у своих горожан и отдать их банку, который спешно сворачивает деятельность в его городе.

— И где сейчас эта книга? — спросил Паэрин Кларк.

— В сейфе, арендованном у наместника для меня как частного лица, вне связи с банковскими делами. А ключ к шкатулке хранится у человека, которому нет ни малейшей выгоды содействовать банку. Если я скажу ему, что находится в шкатулке, вы можете пустить все документы на растопку кухонного очага.

— Это пустые угрозы. Если дело откроется, вас обвинят в подлоге, краже, умышленном обмане. Мы потеряем только деньги, а вы будете гнить в тюрьме до конца жизни.

— Я сумею вывезти ее из города, — вмешался Маркус. — Все королевские гвардейцы будут кататься по земле от хохота, потешаясь над вашим банком, так что выбраться будет несложно. К середине зимы Китрин уже будет в надежном месте за пределами Биранкура.

— Мы — Медеанский банк, — заявил Паэрин. — Вам от нас не уйти.

— Я Маркус Вестер. Я убивал королей. И блефовать не умею. Только попробуйте ей угрожать, и…

— Прекратите оба, — повысила голос Китрин. — Я предлагаю вот что. Оставьте филиал как есть, только назначьте нотариуса из головной конторы. Объявим, что он будет помогать с бумагами. Я — представитель банка, но все сделки контролирует нотариус.

— А если я откажусь?

Хотелось выпить. Хотелось в теплую постель, где ее обовьют мужские руки. Хотелось верить, что она поступает правильно.

— Я сожгу филиал дотла, — сказала она.

Мир балансировал на лезвии клинка. Ревизор, закрыв глаза, откинулся на спинку кресла.

«Ну и ладно, — мысленно отмахнулась Китрин. — Провести зиму в бегах было не так уж плохо. В этот раз по крайней мере можно не переодеваться мальчиком».

— Вы ничего не подписываете, — решил наконец Паэрин Кларк. — На всех контрактах ставит подпись нотариус, только он один. Переговоры ведутся исключительно в его присутствии. Если он принимает решение вразрез с вашим, вы подчиняетесь. Управление филиалом остается за головной конторой. Вы — номинальная фигура. Не более того.

— Меня это устраивает, — сказала Китрин и мысленно добавила: «Пока не найду способа все изменить».

— И вы отдадите мне упомянутую книгу с записью о вашем возрасте. До моего отъезда.

— Нет, — заявил Маркус. — Если отдать книгу, Китрин лишится последнего. Вы сможете все переиграть, и она останется ни с чем.

— Ей придется мне поверить.

Китрин проглотила ком в горле. Тошнило. Хотелось запеть.

Она кивнула. Паэрин Кларк некоторое время сидел недвижно, затем взял со стола письмо, которое писал перед ее приходом, и со вздохом разорвал его в клочки.

— Кажется, мне придется написать другой отчет, — криво улыбнулся он. — Поздравляю вас с новым банком, магистра.

Казнь Фелдина Мааса затмила церемонию погребения его жены. Гедер, оказавшись перед выбором, решил в пользу казни, так же поступили большинство придворных. Трон короля Симеона стоял на возвышении, рядом в похожем кресле сидел принц Астер в черном горностае — как и отец. В середине пустого зала преклонил колени Фелдин Маас. Его запястья и щиколотки были перетянуты веревкой, и даже с галереи, отгороженной витым шнуром, Гедер разглядел синяки на его ногах и длинные, в струпьях, черные полосы на спине. Вокруг приговоренного стояли десять палачей в стальных масках, напоминающих оскаленные морды, затупленные мечи сплошь покрывала ржавчина.

Где-то стукнули в барабан — глухой удар разнесся в тишине зала, нарушаемой лишь шепотом какого-то придурка в дальних рядах толпы. Гедер попытался не обращать внимания на людей, сосредоточившись на действе. Хотя он приехал довольно поздно, вельможи отвели ему лучшее место в ближней части галереи, так что зал открывался перед ним как на ладони. Рядом стоял Доусон Каллиам с двумя сыновьями. Все взгляды, не устремленные на Мааса, были прикованы к Гедеру, и юноша в очередной раз пожалел, что не догадался отдать в переделку черный плащ, привезенный некогда из Ванайев: за лето Гедер похудел, и плащ теперь свисал с плеч неловкими складками.

Король Симеон — суровый, с посеревшим лицом — поднял руку, барабан смолк. Толпа на всех трех ярусах галереи затаила дыхание, и даже придурок в дальних рядах наконец умолк.

— Тебе позволено последнее слово, предатель, — разнесся по залу голос короля Симеона.

Фелдин Маас медленно покачал головой.

Нет.

Король махнул рукой, и палачи, шагнув вперед, вонзили каждый свой клинок в тело преступника. Гедеру кто-то говорил, что мечи специально оставляют тупыми, чтобы убивать не столько железом, сколько усилием палачей — для пущей наглядности. Раздался крик Мааса — только один, — палачи отступили, оставив в растекающейся луже тело с торчащими из него десятью клинками. По толпе прошел вздох, как ветер по верхушкам деревьев.

Король Симеон встал, позади него принц Астер казался статуей самого себя, вырезанной из бледного камня. Гедер задумался, каково девятилетнему мальчику узнать, что взрослый человек задумывал его убийство, и потом собственными глазами видеть жестокую расправу.

— Такова судьба тех, кто нарушает клятву верности Рассеченному Престолу, — объявил король. — Правосудие свершилось, и пусть видевшие разнесут весть о том, что все предатели Антеи будут найдены и казнены.

Отовсюду послышались рукоплескания и одобрительные крики.

Доусон Каллиам склонился к Гедеру.

— Это и в твою честь, Паллиако! — крикнул он ему в ухо, перекрывая рев толпы.

Примерно то же Доусон сказал ему еще до церемонии, только тогда слова прозвучали жестче: «Ты дал Симеону решимость, которой ему недоставало».

Вновь ударил барабан, и король с принцем торжественно удалились. Слуги в красных одеждах вынесли Мааса — тело вместе с мечами выставят напоказ на семнадцать дней, а потом сбросят в Разлом к кухонным объедкам и нечистотам: всякий, кто покусится достать его и похоронить, будет повешен. Где-то за спиной Гедера, отгороженные от него рядами антейских вельмож, открылись двери. Без короля шум стал оглушительным, все галдели так, что Гедер не мог различить ни слова, и он, подчиняясь общему потоку, двинулся к выходу.

В просторных залах и переходах Кингшпиля аристократы разбились на сотню мелких групп, гомон сделался тише, хотя расслышать слова Гедеру по-прежнему не удавалось. Все усиленно не смотрели в его сторону, но по их лицам он примерно представлял, что они говорят. «Паллиако рассказывает, будто ездил в Кешет, а на самом деле вернулся с доказательствами заговора против принца Астера», «Пожар Ванайев был только часть его плана», «Я же говорил, что привести к столице верные войска перед самым мятежом наемников — не совпадение». Гедер неторопливо шел через толпу, упиваясь вниманием.