нет. Но в приемной госпиталя или в кабинете доктора невозможно было оградить миссионера от общения с Вайнодом и Дипой. Затрудняясь сказать карлику и его жене, что миссионер – это близнец Дхара, доктор Дарувалла не знал, что ему делать и как оградить их от иезуита.

По инициативе Вайнода Мадху и Ганеш были представлены друг другу, будто тринадцатилетняя девочка-проститутка и десятилетний калека-попрошайка, на которого случайно наступил слон, могли иметь между собой что-то общее. К удивлению доктора Даруваллы, дети сразу же разговорились. Мадху очень обрадовало известие о том, что хотя бы больные глаза мальчика – если не больная нога, – возможно, скоро будут вылечены. Ганеш уже представлял, как он найдет себе занятие в цирке.

– С такой ногой? – спросил Фаррух. – Что ты сможешь делать в цирке с такой ногой?

– Ну, что-то он сможет делать руками, – заметил иезуит.

Доктор Дарувалла с опаской подумал, что иезуит обучен опровергать любые пораженческие аргументы.

– Вайнод! – умоляюще сказал Фаррух. – Разве может мальчик с такой хромотой быть подсобным рабочим? Думаешь, ему разрешат убирать лопатой слоновье дерьмо? Полагаешь, он, хромая, потащит тачку?..

– Клоуны хромать – ответил Вайнод. – Я хромать, – добавил он.

– То есть ты говоришь, что он может хромать и вызывать смех, как клоун? – спросил доктор Дарувалла.

– В палатка у повар всегда есть дело, – упорствовал Вайнод. – Он может мять и катать тесто для чапати. Он может резать лук и чеснок для тхали.

– Но зачем им брать его, когда для этого есть сколько угодно мальчишек со здоровыми ногами? – спросил доктор Дарувалла. Он следил за Птичьим дристом, зная, что его обескураживающие аргументы могут вызвать протест нищего и соответствующую порцию птичьего дерьма.

– Мы можем сказать в цирке, что их надо брать только вдвоем! – воскликнул Мартин. – Мы можем сказать, что Мадху и Ганеш – брат и сестра и что они заботятся друг о друге!

– Другими словами, мы можем солгать, – сказал доктор Дарувалла.

– Для блага этих детей я мог бы солгать! – сказал миссионер.

– Бьюсь об заклад, что это так! – воскликнул Дарувалла.

Он досадовал, что не может вспомнить любимую фразу своего отца в осуждение Мартина Лютера. Что там старый Лоуджи говорил об оправдании Лютером лжи? Фарруху хотелось удивить схоластика подходящей цитатой, если бы он ее вспомнил, но Мартин Миллс сам его удивил.

– Вы ведь протестант, не так ли? – спросил иезуит доктора. – Вам следовало бы помнить, что сказал ваш старый друг Лютер: «Что может быть плохого в говорении очевидно полезной лжи ради пользы дела?..»

– Лютер не мой старый друг! – отрезал доктор Дарувалла.

Мартин Миллс опустил что-то из цитаты, но Фаррух не мог вспомнить, что именно. А вылетело из нее, что ложь полезна не только ради пользы дела, но также «ради продвижения христианской Церкви». Фаррух знал, что его дурят, но для спора ему не хватало необходимой информации. Посему вместо этого он напустился на Вайнода.

– Насколько я понял, ты говоришь, что Мадху – это еще одна Пинки, не так ли? – спросил Фаррух карлика.

Для них это было яблоко раздора. Поскольку Вайнод и Дипа выступали в «Большом Голубом Ниле» и ревновали доктора Даруваллу к артистам из «Большого Королевского цирка». Пинки была там звездой. Ее купили для цирка, когда ей было три или четыре года. Пратап Сингх и его жена Суми тренировали девочку. Через четыре года она уже могла стоять на голове, опершись лбом на верхний конец бамбукового шеста длиной в десять футов, который держала на лбу девочка постарше: она стояла на плечах третьей девушки. Номер казался невероятно сложным – его могла выполнить только девочка с таким чувством равновесия, какое встречается у одного человека из миллиона. Хотя Дипа и Вайнод никогда не выступали в «Большом Королевском цирке», они знали о цирках более высокого уровня – во всяком случае, выше уровня «Большого Голубого Нила». Однако Дипа приводила к доктору этих несчастных маленьких шлюх из Каматипуры и заявляла, что это перспективные цирковые артистки; самое большее – они были перспективными лишь для «Большого Голубого Нила».

– Разве Мадху может стоять на голове? – спросил Фаррух Дипу. – Она может ходить на руках?

Дипа допускала, что девочка этому научится. Вот ведь и саму Дипу продали в цирк для исполнения номера «Женщина-змея», а она выучилась на воздушную акробатку.

– Но ты упала, – напомнил ей доктор.

– Да, но она просто падать в сетка! – воскликнул Вайнод.

– Но бывает, что сетки нет, – сказал доктор Вайноду. – Разве ты упал в сетку?

– Мне везет в другие вещи, – ответил Вайнод. – Клоуны или слоны – это не для Мадху, – добавил карлик.

Но у Фарруха было такое ощущение, что Мадху довольно неуклюжая – так она выглядела, – не говоря уже о странной общности с хромым нарезчиком лука и чеснока, своим новоявленным братом. Фаррух был уверен, что рано или поздно на мальчишку с раздавленной ногой наступит какой-нибудь другой слон. Доктор подумал, что «Большой Голубой Нил» найдет как обыграть раздавленную слоном ногу, – с Ганешем сварганят какой-нибудь захудалый номер и назовут его «Колченогий мальчик».

И тогда миссионер на основании менее чем однодневного пребывания в Бомбее сказал доктору Дарувалле:

– Как бы ни было опасно в цирке, это все равно лучше того, что у них есть сейчас, – а мы знаем их настоящее.

Вайнод сказал Инспектору Дхару, что тот на удивление быстро оправился после ночного кошмара на Фолкленд-роуд, однако Фаррух подумал, что иезуит выглядит ужасно. Чтобы упредить разговоры карлика с миссионером, которые только все запутают, доктор отвел Вайнода в сторонку и попросил веселить Дхара – и «ни в чем ему не перечить», – потому что карлик правильно диагностировал проблемы кинозвезды. Наверняка был травмирован мозг – следовало осторожно оценить масштабы травмы.

– Вы ему также выводить насекомых? – прошептал Вайнод Фарруху. Карлик имел в виду ужасно короткую стрижку миссионера, и доктор официально кивнул. Да, актер повредил мозг и завшивел. –  Эти чертовы грязные проститутки! – воскликнул Вайнод.

Ну и утречко выдалось! – подумал доктор Дарувалла. Наконец доктору удалось отделаться от Вайнода и Дипы – он послал их с Мадху к доктору Тате. Доктор Дарувалла не ожидал, что Тата-Два так скоро отправит их обратно. У Фарруха осталось совсем мало времени, чтобы избавиться от Мартина Миллса: его надо было увезти из госпиталя до возвращения Вайнода и Дипы с Мадху. К тому же доктор хотел остаться один – в криминальном отделе полицейского управления его ждал заместитель комиссара полиции. Несомненно, предстоявший доктору просмотр фотографий убитых проституток подорвал бы коллективный оптимизм иезуита, карлика и его жены. Но до того как улизнуть