закружились, разошлись и будто поплыли. Так ритмичны и легки были их движения. Но постепенно темп ускорялся, актрисы кружились все быстрей и быстрей. Гирлянды образовали мелькающий круг, и переливчатый треск палочек слился в необычайную мелодию.

Зрители затихли. Захваченный новым, никогда не виданным представлением, Алексей выдвинулся со своим креслом вперед и не чувствовал, как его тихонько толкает Петрович. Наконец он обернулся, но шкипер сидел как ни в чем не бывало и казался совершенно поглощенным зрелищем. Однако выражение его глаз говорило о другом. Алексей хотел спросить, но, нечаянно глянув в сторону, понял, почему толкает его старик. На виду у всех, прислонившись спиной к пальме, стоял Джон Юнг и глядел в сторону русских. Он не интересовался представлением, да и люди, сидевшие вокруг него, тоже не смотрели на танцовщиц, а следили за каждым движением англичанина.

Буря хлопков и криков на время отвлекла Алексея, а когда он снова обернулся, Джона Юнга уже под пальмой не было.

После танцев актрисы говорили о чем-то нараспев. По интонациям их чистых голосов, по еле слышному стуку деревянных палочек и по тому, как тихо сидели зрители, можно было догадаться, что девушки рассказывают о чем-то печальном.

Бен Райт перевел слова Алексею:

Пыль клубилась в стороне Гайна,

Зеницы очей раскраснелись от пыли.

О Тауэ! Тауэ! Будь вечно любима,

Земля, лежавшая посреди моря...

— Стихи они сами сочиняют для праздников. Это как саги моего народа... О, они очень способные люди!.. И они тоже попадут под башмак англичан, — заявил он с неожиданной ненавистью.

Но Алексей уже почти не глядел на танцующих. Он думал о том, что не надо откладывать делового разговора с королем. Кто знает, что на уме у бородатого «губернатора». А он тут, по всему видно, — сила!..

Едва представление закончилось, Алексей попросил ирландца снова проводить их к королю. Томеа-Меа еще не спал. Отсюда, с поляны, было видно, что он сидит на стуле возле своего дома. Алексей сказал, что хочет поблагодарить властителя и пожелать ему доброй ночи.

К удивлению Алексея, король на этот раз сам начал беседу о делах. Он охотно обещал оказать давление на Томари, чтобы тот выдал имущество разбитого корабля доктору Крулю, но в свою очередь потребовал, чтобы бывший лекарь вернулся на отведенный ему участок земли, а не будоражил жителей по всем островам и не мешался в дела других чужестранцев.

Томеа-Меа говорил коротко, сухо, как настоящий властелин, и был совсем не похож на добродушного хозяина, каким казался сегодня утром. Он снял европейское одеяние, сидел в желто-красном плаще, вытканном из мельчайших птичьих перьев. Седая курчавая голова была обнажена, надменно выпячены губы.

— Король! — сказал Петрович не то с насмешкой, не то со злостью, когда они возвращались на судно.

Алексей промолчал. Завтра он поедет на остров Воагу, где находится Круль. А потом уже к Томари. Похоже на то, что его опасения оправдываются, и не о грузе потерпевшего крушение корабля больше всего необходимо думать.

Доктор Круль встретил соотчичей торжественным залпом из всех своих пушечек, скрытых за камнями батареи. Это и была та знаменитая «крепость», не дававшая спать американцам и англичанам и вызывавшая неудовольствие короля. Ниже, у подножия скалы, стояли дом и службы. Широкая просека, вырубленная в пальмовом лесу, вела к морю. А по распадку, меж невысоких холмов, тянулись табачные плантации, посевы пшеницы, кофе, сахарного тростника. Любознательный доктор хотел «испытать все злаки» и даже посадил десять горошин, завалявшихся в карманах его жилета.

Дом и постройки были сложены из камня, крыты тростником и корой. Вместо окон проделаны бойницы, будто Круль собирался выдерживать здесь осаду.

Этот воинственный вид строений, пушки и подобие палисада среди пальм, тишины и покоя долин вызывали невольную улыбку. Да и внутри крепостцы все было так, как где-нибудь в мирном российском дворике. Даже колодец с журавлем. Но вместе с тем Алексей видел на рейде три больших корабля под американским флагом, открыто враждебные взгляды корабельщиков, даже не ответивших на приветственный салют «Вихря». И Круль так обрадовался прибытию своих, что у Алексея не хватило духу сразу высказать свои замечания. Тем более что он всегда дружил с ним и часто, еще в Ново-Архангельске, они вместе мечтали о необычайных приключениях.

— Алеша! С нами богг! — кричал и суетился бывший лекарь, как только взобрался на палубу «Вихря». — Петрович!.. Ура!..

Он тоже сообщил о победе над Бонапартом и был огорчен, что приезжие узнали раньше, а на берегу побежал вперед и сам командовал салютом из своих разнокалиберных пушчонок.

Внешне Круль почти не изменился. Та же тронутая сединой курчавая голова, круглое лицо с выпяченной нижней губой, круглый живот, короткие руки и ноги, кургузый сюртучок, обсыпанный табачной пылью. Но во всех его манерах стало еще больше нервозности и суетливости. Ленивая жизнь на острове ничуть на нем не отразилась.

Не дав гостям даже присесть и отдохнуть с дороги, он потащил их смотреть крепостцу, выстроенную на скалистом утесе над морем, показал одномачтовый бот, купленный им у Томеа-Меа за счет компании, повел осматривать усадьбу и плантации.

— Вы знаете, что тут был? Нуль! Я сеяль табак и зерна, ходил на остров, тристо девушек копаль всю долин. Томеа-Меа подариль для меня половину острова, я строил редут... Потом он дариль второй половина американцам. Потом приходиль Джон Юнг... Он думаль снять мой флагг государа императора. Я сказал — буду палить пушками. Он ушель...

Круль говорил на ходу, жестикулируя, волнуясь, то забегая вперед, то останавливаясь. Из его рассказов и слышанного от Бен Рейта Алексей понял, что дела доктора не блестящи и что кто-то упорно хотел его поссорить с королем и выжить с острова. А главное, что сам отставной лекарь делал глупости. Дурацкая «крепость», ни к селу ни к городу выстроенная на берегу залива, пушки...

Но Алексей знал еще не все. Когда они вернулись после обхода владений и зашел разговор о поездке на Атувай за грузом разбитого судна, Круль вдруг встал и тщательно притворил дверь. Они сидели в самой большой комнате дома, скопированной доктором с барановского «зальца» в Ново-Архангельске. Круль поставил даже очаг, хотя топить его тут не приходилось. Ели зажаренного на углях поросенка. Посторонних, кроме мальчишки-гавайца, обслуживающего доктора, никого в доме не было. Алексей удивленно поглядел на хозяина.

— Тсс... — сказал Круль. — Вот!.. — Он открыл табакерку, нюхнул и, пробежав по комнате, остановился перед гостями.