он вдруг ввалился в дверь. Рафа был дома, он выбежал посмотреть, что случилось, но Саадет… – Эмре покачал головой и стиснул зубы. Та ночь ожила в его памяти. – Он был слишком здоровый. Слишком сильный. Двинул мне так, что я просто отлетел, как щенок. Прижал Рафу к полу, вытащил свой длинный нож… помнишь его нож? Прямое лезвие, рукоятка слоновой кости с зарубками.

«Видишь это, парень?» – сказал он со своим ублюдским акцентом. Он взял Рафу за горло и показал мне зарубки на ноже, показал с такой гордостью…

Он сказал: «Все это люди, которых я убил за меньшее. Но ты еще мальчишка. Ты еще можешь выучить, что красть у маласанцев – серьезная ошибка». А потом он ухмыльнулся. И сказал, чтобы я выбирал. Выбирал, кто умрет, я или… и показал на Рафу.

Эмре всхлипнул. Слезы катились по его щекам, капали на вышитые подушки. Чеда никогда еще не видела его настолько убитым горем. Ей хотелось обнять его крепко, но она сдержалась, зная, что этого делать нельзя.

– Тебе было четырнадцать, Эмре. Я помню, какой он был огромный. Ты ничего не смог бы сделать.

Эмре крепко зажмурился, замотал головой.

– Ничего? Чеда, у меня был нож. Я вытащил его… сжал, как талисман… а эта сволочь ухмыльнулась и повернулась ко мне спиной. Он сказал, что молчание – тоже выбор. Рафа умирал у меня на глазах. Он задыхался, лицо покраснело… – Эмре стиснул кулаки, будто снова сжимал узкий рыбацкий ножичек, который нашел в камышах за год до смерти Рафы. – Я мог это сделать. Я должен был это сделать. Саадет напрашивался. Но я просто сидел и смотрел, как он сует нож моему брату под ребра. И сидел так до утра, держал Рафу за руку… думал, может, он проснется. А потом солнце взошло. – Он сморгнул слезы и судорожно вздохнул. – А потом я соврал всем, что только вернулся домой и нашел его.

Чеда никогда еще не видела его таким опустошенным, даже после смерти Рафы.

– Эмре, – осторожно повторила она, – тебе было четырнадцать.

– Тебе тоже, но ты его убила!

– У меня были лепестки.

Эмре всплеснул руками, оглядел комнату, будто призывая невидимых свидетелей.

– Ты меня вообще слушаешь? Я был трусом! И тогда, и в ту ночь, в канале.

– Ты был без сознания, когда я тебя нашла.

Его затрясло.

– Просто… просто выслушай. Я забрал футляр из южной гавани. Мужик, который мне его отдал, сказал, чтоб я был осторожен: прошел слух, что вокруг шныряют кочевники, подпевающие Королям. Мол, они знают про дела Масида и про его сделку с Юваанем, и им это не нравится. И через несколько мгновений они на нас напали. Человек Ювааня вынул меч и кинулся в драку. – Эмре обхватил себя за плечи, словно от одного воспоминания о той ночи его пробирал мороз. – Они напали на него, и он обернулся ко мне, чтобы я помог… но я застыл. Как ящерица на морозе. А потом побежал. Они убили его, наверняка убили.

И когда мы добрались до дома той ночью… мы с тобой… я поклялся пылающим клинком Тааша, что никогда больше так не поступлю.

– Эмре… – Боги всемогущие, сколько же ошибок она совершила!

– Что?

– Я не должна была драться с Саадетом без твоего разрешения.

Эмре помотал головой.

– Ты просто пыталась защитить меня.

– Да, но я убила его. Не предупредив тебя.

– Неважно. Это было сто лет назад.

– И из-за этого ты попал в Воинство.

– Чеда, я знал, что он в Шарахае.

Чеда замерла.

– Что?

– Тарик мне сказал. Увидел Саадета и предложил помочь отомстить. Я сказал ему, что мне надо об этом подумать. – Эмре расхохотался вдруг. – Сказал ему, что подумаю! Да я бы никогда не сунулся к Саадету! Никогда! А ты это сделала, показала мне, какой я трус. Убив его на арене, ты освободила меня, Чеда!

– Как это – «освободила»?

– В тот день я сделал первый шаг к победе над страхом.

Эмре вдруг изменился на глазах. Исчез потерянный мальчик. Чеда уже видела такой взгляд у закаленных бойцов в Ямах – уверенный взгляд человека, которому все равно, что произойдет с ним или его телом.

Ей хотелось стереть с его лица это выражение, оно не подходило Эмре, потому что родилось из огромной внутренней боли.

– Я был там, когда они привели Вешди.

Он произнес это с такой гордостью, что Чеде стало не по себе. Это был не тот Эмре, которого она знала. Вспоминая слова Дауда о «легком дыхании», она догадалась, что будет дальше.

– Они напоили кровью Вешди камень?

– Ты знала?

– Я знаю, что так делают, но не знаю, зачем. И где они собираются искать Хамзакиира. – Она глубоко вздохнула. Осторожно, осторожно… – Пойми, Эмре, я могу помочь.

Ей не хотелось подвергать Эмре опасности, но и защищать его она больше не могла – слишком серьезно все закрутилось. К тому же, чем дольше она говорила с ним, тем яснее становилось, что он не передумает, а она и подавно. Так почему бы не помочь друг другу?

– Они мне доверяют, Чеда, но не настолько, чтобы о таком рассказывать.

Чеда бросила взгляд на двери. Сколько времени Рамад им даст?

– Ты пойдешь с ними?

– Да.

– Но они ни о чем тебе не рассказали?

– Только о том, что мы через неделю отправляемся во дворец.

– Так и сказали? «Во дворец»?

– Масид сказал, что это пустынный дворец Кулашана.

Чеда замерла.

– Боги милосердные…

– Что? Что такое?

Она вскочила, чувствуя, как бешено закрутились в голове шестеренки. Она же видела Кулашана на церемонии. Он носил корону из красного золота, а в центре выгравирован был знакомый узор, но она никак не могла понять, где видела его раньше. И лишь когда Эмре сказал о пустынном дворце Кулашана, головоломка сложилась.

– Помнишь, как мы ходили в цветущие сады?

Эмре тоже поднялся.

– Я едва не умер! Как такое забудешь!

– Ты тогда был без сознания. Я сидела рядом всю ночь, и вдруг появился всадник. Он несся так, будто за ним Гожэн гнался, и остановился только у дерева… Помнишь дерево, на которое я лазила, чтобы узнать дорогу? Там еще был камень, в корнях!

– А на нем какой-то знак.

– Тот же, что и на его короне.

Эмре нахмурился.

– Ты уверена? Это было так давно…

– Я все помню как вчера. И я точно видела его на короне Кулашана две недели назад. Когда он подошел к дереву, корни поднялись и утянули его под землю. Я уверена, что это Кулашан, и