Выглядел Сонатар Чебон именно так, как обычно представляют себе северян те, кто никогда не был в Республике – здоровенный, как шатун, с широким, румяным лицом и настоящей гривой светло-русых, заметно отдающих рыжиной волос. Голос у него был под стать – зычный, громкий, но при этом звонкий. Если Раскон при разговоре гудел, будто в бочку говорил, то Сонатар протяжно лязгал, будто по этой же самой бочке лупили кувалдой.

Гостей он встретил лично, распахнув перед ними широкие ворота поместья. Хотя, на поместье дом владыки Шалариса был похож в последнюю очередь – скорее, маленькая крепость, окруженная частоколом в два человеческих роста. Три этажа, широкая, плоская крыша, с которой угрожающе поблескивали стволы двух тяжелых скрапперов, бревенчатые стены на массивном, каменном фундаменте… Украшено все это было удивительно аляповато, вычурная резьба плохо сочеталась друг с другом, а выточенные из дерева морды всевозможных животных торчали где попало. Помимо хозяина, во внутреннем дворе ошивалась троица мрачных, до зубов вооруженных здоровяков, нервно оглаживающих приклады двуствольных жахателей. Да и сам хозяин был при оружии – на поясе под богатым меховым плащом у Сонатара висел тяжелый топор на коротком древке, а рядом из кобуры торчала гравированная рукоять чего-то очень солидного.

– А это кто? – указал на калеку северянин, пока чопорный дедок с армейской выправкой и в дурацкой длиннополой ливрее помогал гостям раздеваться, – Новенький? И где Шаркендар? Он бы сейчас точно пригодился.

– Новенький, – кивнул Раскон, вешая перевязь с саблей на лапу чучела огромного шатуна. – Зовут Брак Четырехпалый, отличный механик. Брак, это Сар Сонатар Чебон, местный…

– Мэр, – грохотнул хозяин поместья и протянул калеке руку, – Раньше был просто городским главой, но жена настояла на чем-то республиканском и более солидном.

Хватка у него оказалась на удивление слабой для человека таких габаритов, а ладонь была хоть и большой, но мягкой, с блестящими, аккуратно подстриженными ногтями, покрытыми какой-то прозрачной пленкой. Заранее сморщившийся и приготовившийся к хрусту своих костей Брак облегченно выдохнул и пожал руку.

– Здорово…

– Здоровяк.

– Завтрак? – осторожно намекнул Жердан Младший.

Тут же позабыв про калеку, Сонатар поочередно обнял братьев, искоса глянул в сторону стоящих на полу часов, показывающих самое начало красного, и предложил следовать за ним.

Обеденная зала идеально соответствовала дому и хозяину – вытянутое прямоугольное помещение шагов двадцати в длину, с массивным, явно сработанным на заказ столом из темной древесины, густо украшенной резьбой. Вместо лавок тут были высокие стулья со спинками, заботливо прикрытые какой-то темной дерюгой, как если бы хозяин не до конца доверял чистоплотности утренних гостей, а стены были плотно завешаны оружием и охотничьими трофеями, среди которых почетное место занимала огромная, полосатая шкура фелинта, растянувшаяся на всю длину помещения. Даже скромного опыта Брака в деле знакомства с огромными хищниками хватало, чтобы с уверенностью предположить в качестве причины смерти зверюги банальную старость. Там вообще хватало странного на стенах: от пружинного ручного метателя, годного разве что для проверки своей меткости на цели размером с амбар, и до разноцветной наборной картины, составленной из тщательно подобранных костяшек, изображавшую самого Сонатара верхом на тяжелом скиммере.

Помимо гостей и хозяина, за столом присутствовала его семья – тихая темноволосая женщина, которую Сонатар представил как свою жену, Аливерту, и двое дочерей, Римма и Линара, явно пошедших статью в отца, а характером – в мать. Сидели они спокойно, в разговор не влезали, разве что старшая девочка, лет восьми, искоса поглядывала на усы Раскона и тихонько фыркала от смеха. Прислуживал все тот же нервный усач с пристани, сменивший свою великолепную пыльную шубу на хрустящую от крахмала темно-синюю ливрею. Закончив с сервировкой, он натаскал дров и принялся разжигать огромный, занимающий целый угол камин.

Ели молча, по разным причинам. Братья шумно чавкали, набивая животы, Сонатар нервничал, поминутно проверяя часы, а Раскон тишину нарушать не спешил, неторопливо разделывая тушку какой-то птички резными деревянными приборами и искоса поглядывая на мэра. Брак вообще почти не ел, внимательно следя за руками фальдийца и делая пометки в блокноте. Сама мысль о том, чтобы за столом соблюдать некий этикет, была для калеки диковатой, но рыжий велел смотреть и учиться.

Когда первый голод прошел, а запеченный целиком подсвинок сгинул в бездонных утробах Жерданов, Сонатар жестом отослал из-за стола семью, с хлопком вскрыл бутыль, разлил синее вино по стеклянным бокалам и, помявшись, заговорил:

– Раскон, мне нужна…

– Как дела на западе? – одновременно с северянином заговорил фальдиец. – А то мы два месяца торчали на юге, наверняка пропустили много важного. Все плетешь свои сети?

– Плету, – сбился с мысли Сонатар.

– Видишь, Брак, а ты ругался на ученых, которые творят всякие глупости на Гардаше, – пригубил вино Раскон, блаженно откидываясь на стуле, – А этот ушлый северянин приютил одного такого – и где он теперь? Хлещет вино по три зеленухи за бутылку в своем собственном городе, пока мы морозим колени и кормим комаров. Жив еще старый пень?

– Жив, что с ним станется, – опрокинул в себя бокал северянин и потянулся за бутылкой. – Раскон, мне…

– Мне хватило один раз увидеть Бурелова, – поежился Брак, вспоминая исполинскую облачную воронку насыщенно-фиолетового цвета, из которой безостановочно били в землю молнии. – Пускай эти ученые катятся к шаргу.

Ничего живого вокруг Бурелова не было: огромный круг леса в пять миль охватом давно выгорел до корней, на земле там не росла даже трава, а любая живность искрила разрядами на шерсти и рисковала поймать дурной головой очередную вспышку с неба. Территория пахнущей грозой смерти, для пересечения которой плот либо приходилось плотно закрывать прорезиненной тканью, либо ставить мачту молниелова. По слухам, Бурелов был результатом неудачной попытки какого-то ученого поймать молнию в банку или шарахнуть этой самой молнией драка. В результате солидный участок реки на юге стал попросту непроходим без предварительной подготовки, а все попытки окрестных лесовиков добраться до центра рукотворной грозы заканчивались одинаково и неизменно печально.

– На каждый Бурелов приходится свой Черуд Бастелли, который единолично освобождает запад от необходимости идти на поклон к счастливым обитателям земель, где водятся гребневые медузы с их шелком, – с явной завистью покачал головой Раскон, искоса глянув на северянина, – А всего-то нужно было найти способ вымачивать побеги