7. [Он] приводит в качестве аргумента, говорящего об истинности [теории Коперника], тот факт, что сторонники Птолемея иногда становятся коперниканцами, но противоположное никогда не случается;

8. [Он] ошибочно приписал существующие приливы и отливы моря несуществующей неподвижности Солнца и движению Земли[962].

И после всего этого букета обвинений следует поразительный вывод:

Все это может быть исправлено (si potrebbono emendare), если будет признана некоторая полезность книги (se si giudicasse esser qualche utilità nel libro), что послужит оправданием такого благоволения (grazia)[963].

На первый взгляд странное утверждение! Или члены комиссии не понимали, с какой целью их пригласили в качестве экспертов? Да, для книги Коперника такой довод звучал убедительно, ее действительно можно было использовать (и использовали) в практике астрономических расчетов, оставляя в стороне космологические идеи автора, но ситуация с «Dialogo» была совсем иной: в трактате Галилея не было ни расчетных формул, ни полезных астрономических или математических таблиц и вообще ничего такого, что позволяло бы говорить хоть о какой-то ее utilità. Единственное объяснение появления этой нелепой фразы, которое приходит на ум, – она была включена по инициативе отца Риккарди, надеявшегося таким образом хотя бы частично оправдать данный им Imprimatur (мол, трактат Галилео, конечно, содержит серьезные ошибки, но, возможно, окажется в каком-то отношении полезным, а потому его, отца Мостро, вина не столь уж велика). Возможно, указанное предложение могло быть одобрено Франческо Барберини, который симпатизировал Галилею и которому были подотчетны члены комиссии. Однако было бы странно надеяться убедить Урбана VIII признать книгу Галилея «полезной». Ведь тогда вся затея с обвинением Галилея в ереси теряла смысл, поскольку все сводилось к еще одной ревизии текста[964]. Поэтому в краткий вариант заключения комиссии, который был оглашен 23 сентября 1632 года на заседании Конгрегации инквизиции, указанное предложение не вошло, и события развивались по иному сценарию.

Перечисленные выше восемь пунктов обвинения составляют шестой параграф РТ. Следующий, седьмой и последний, параграф этого документа излагает суть предписания, полученного Галилеем в феврале 1616 года[965]. Заметим, члены комиссии просто констатировали факт, никак его не комментируя и не оценивая (все элементы corpo di delitto были перечислены выше, в предыдущем параграфе). И, кстати, в РТ, в отличие от КТ, ни слова не сказано, что Галилей, прося Imprimatur, «коварно умолчал» об этом предписании.

Как видим, различия обвинительных фрагментов КТ и РТ весьма существенны. Уже одно это обстоятельство свидетельствует о глубоких разногласиях либо между членами комиссии, либо между ними и кардиналом Барберини, ее «президентом». В дошедших до нашего времени протоколах заседания комиссии не отражены ни ход полемики между ее членами, ни их мнения по обсуждавшимся вопросам. Однако из письма Кампанеллы Галилею от 25 сентября 1632 года ясно, что, например, по поводу передачи дела в Священную канцелярию в комиссии велась оживленная дискуссия[966].

Это отчасти подтверждается и осторожными формулировками в цитированном выше фрагменте из КТ. Кроме того, в упомянутом письме Кампанеллы есть любопытное свидетельство:

Я не был допущен (в состав комиссии. – И.Д.), но несмотря на это я информировал его высокопреосвященство, который сдерживал напор тех, кто был настроен против Вас и выступал с утра до вечера, но не знаю, каков будет результат. Впрочем, я не питаю больших надежд, поскольку не был приглашен (в комиссию. – И.Д.) и некоторые персоны мне угрожали[967].

Кампанелла из осторожности не назвал имя прелата, вступившегося за тосканского ученого, однако сам факт, что некий Eminentissimo пытался предотвратить инквизиционный процесс, говорит об отсутствии в римской курии единого мнения по поводу дела Галилея[968]. Возможно, именно поэтому так медленно продвигалось это дело в бюрократических лабиринтах Ватикана.

А теперь главный вопрос – какой из указанных документов является окончательным вариантом доклада комиссии, а какой – первоначальным наброском?

Доклад должен был быть представлен папе и кардиналу Франческо Барберини. Поэтому текст его должен был быть тщательнейшим образом выверен. Документ КТ начинается со слов: «Согласно приказу Вашего Святейшества (Conforme all’ordine della Santità Vostra)…»[969]. Начало, вполне подобающее официальному документу, который вряд ли мог начинаться так, как РТ, со слова: «Фактически (In fatto)», после которого сразу шел первый параграф.

Кроме того, прегрешения и «преступления» Галилея в РТ даны несистематизированно, без разделения на то, что важно, а что второстепенно. Обращают на себя внимание также стилистические несовершенства РТ (к примеру, в перечне пунктов обвинения фразы то начинаются с инфинитивного оборота, то представляют собой условные предложения или просто декларации), встречаются разные написания одних и тех же слов (например, aver и haver), Флоренция в РТ называется Firenze, тогда как в КТ – Fiorenza, как то было принято в официальных документах римской курии (в частности, в протоколах допроса Галилея, в текстах приговора и отречения и многих других); в РТ, в отличие от КТ, написание некоторых заимствованных слов приведено в форме, не отвечающей нормам итальянского языка (например, Mattematiche, а не Mathematiche, как в КТ), и т.д.