Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И не получалось у меня картины бесспорной невиновности Сигню…
Могло быть и то, что они говорили, эти люди, в том походе. Но, не могло быть… Неужели я не почувствовал бы этого? Но не чувствовал? Разве не чувствовал?.. Эти светящиеся взгляды Торварда теперь. И всё та же преданная страсть в Гуннаре. И то, что Исольф не выдал бы их, тоже ясно.
Но разве не снисходила она ко мне, особенно в последнее время. Не хотела ведь меня. Я заводился от этого ещё больше, будто сражаясь с невидимым врагом…
И мой ли ребёнок?! Столько лет не было, почему теперь? Потому что появился другой?!.. Или другие…
Неужели, Сигню? Неужели ты с кем-то?..
«Слаще Свана не найти женщины во всей Свее…»
Кто откажется от неё, если она захочет?
В горницу входит девушка, белокурые волосы, полная грудь колышется под красивым тонким платьем… Воды принесла в кувшине. Смотрит на постель, где я. Очень красивое лицо, большие глаза, нежные губы… «Слаще Свана не найти женщины во всей Свее…»?
— Как тебя зовут? — я приподнялся на локтях и смотрю на девушку.
Ясно, зачем мать её прислала ко мне. Неясно, почему они все соглашаются на это…
— Ты красивый и молодой. Ты — Великий конунг Свеи, — отвечает на этот вопрос девушка, чьё имя я прослушал.
— Но ты ведь не знаешь, какой я. А если я грубый и злой? Если заставлю тебя делать что-то мерзкое. Причиню боль? Если я в чудовище превращаюсь в спальне?
— Этого не может быть, конунг.
Я не был ни с одной женщиной много лет. Только с Сигню. То, что было в пьяном угаре несколько дней назад, я не могу считать, я ничего не чувствовал и от боли, и от хмеля. Да и не помню ничего. Теперь я трезв.
— Иди сюда, — говорю я.
«Не найти женщины слаще Свана…»?!
Чего только не вытерпела эта безымянная красавица… То ли я привык, так привык к Сигню, к её рукам, губам, пылкости, мягкой теплоте, иногда и пружинистому сопротивлению и к растекающейся мёдом нежности… К аромату её тела, в котором я готов был утопать, сутками не выходя из спальни… Почему с другой, вот с этой, прекрасной, юной, я испытываю ничего приятного, неловкость и злость на себя, на неё не виновную ни в чём, кроме одного — она не Сигню…
Я отпустил её, лохматую, с красными полосами на коже от моих прикосновений…
Прошло ещё несколько дней. Несколько женщин. И всё то же. Моё тело и то не слишком наслаждается и вожделеет, им приходится возиться со мной, как со стариком. Но зачем они делают это? Почему соглашаются?.. Зачем я делаю это, что хочу доказать себе?.. Что могу быть с другими?..
Я наслаждаюсь жизнью в Брандстане уже несколько месяцев. Для Рангхильды я — уважаемый Советник ещё Эйнара Синеглазого, оскорблённый его недостойной наследницей. Но ей, ревнивой Орле, невдомёк, конечно, что на её обожаемого сынка у меня тоже зуб вырос преогромный. Этого ей не надо знать, достаточно, что это в интересах конунга Ньорда, который, возможно, благодаря мне станет конунгом Свеи и тогда уж не изгонит меня из Советников…
А сейчас я прекрасно устроился в Брандстане. Мне платит и Рангхильда, к тому же окружает всевозможными почестями, да ещё и Ньорд, он понимает, как я могу ему быть полезен в будущем. Сигурд, зря, ох, зря, ты не послушал свою жену несколько лет назад и не закончил с Ньордом. Нельзя быть таким прекраснодушным и вспоминать детство, если ты завоёвываешь и объединяешь страну! Сигню была права, ты ошибся и тебе уже дорого выходит твоя ошибка.
Дорого, вон как ты терзаешь сам себя, таская кого попало в свою постель. Не думаю, что это с радости. Меня не бросала, не предавала возлюбленная, она просто не знала о моей любви, не замечала меня, я не знаю как это больно, когда та, кому ты веришь, кому отдался всей душой, так низко предаёт. Это хорошая плата за то, что ты хватал меня за горло…
Мысль застряла в моей голове, когда Сигурд появился на пороге горницы, где я только-только сел завтракать… Он наклонился, раскрыв дверь в низком проёме для его великого роста. И лицо его было страшно…
Я смотрю на Эрика, которого называли Фроде, и думаю, как на каждого мудреца достанет простоты — хотя бы опасался меня…
— Неплохо, Эрик, — сказал я, с наслаждением наблюдая, как он испугался и побледнел, раскрыв рот.
Я вошёл внутрь, оглядываясь по сторонам. Богато. Он и в Сонборге жил богаче, чем мы с Сигню, с нашими простыми запросами…
— Не припомнишь, что я говорил тебе в нашу последнюю встречу? Я говорил, что сверну тебе шею, если ты скажешь хоть слово о дроттнинг? — усмехаюсь я, подходя ближе.
И яства у него на столе, а ведь ещё только утро, добрые люди не натяжеле начинают день, у этого, чего только нет здесь в серебряных тарелях…
— Т-ты чего это удумал, Сигурд, я на помощь позову… — лепечет Эрик.
— Ну, конечно… раньше надо было звать… — усмехаюсь я, почти ласково.
С таким наслаждением я никогда ещё не убивал…
Его шея мягко треснула, будто и не мужчине принадлежала, а кукле. Он и повалился как тряпичная кукла лицом в тарель, с нетронутым ещё кушанием… Что там у него было? Грибы в сливках? Вот и издох ты, мудрец Фроде, в сметане, сытой свиньёй…
Мать застала меня уже на дворе. Я, мой небольшой отряд, Исольф, мы все уже в сёдлах, когда она выскочила на крыльцо и быстро-быстро спустилась с него ко мне, едва не хватая меня за стремя:
— Сигурд! Ты уезжаешь не попрощавшись?!
— Важные дела зовут меня, мама, конунгу не к лицу отсутствовать в столице столько времени.
— Фроде зачем убил?
— Фроде захлебнулся в своей подлости, — спокойно ответил Сигурд, — он и тебя бы предал, зря ты приблизила его, предатель как зараза, мертвит всё, чего касается.
С этими словами, мой сын поддал коню под бока и сорвался вскачь, сопровождаемый своим отрядом.
Я с тоской и сомнением смотрю ему в след. Сделает он то, чего я ожидаю?
Чего так давно желаю? Будет ли стоек до конца?
Но с таким лицом не едут мириться с жёнами…
И
