– Все они шпионы, эти ООНовцы, товарищ генерал армии, – подметил полковник.

С полковником согласились.

Последние денечки жилось спокойно в Кабуле советским журналистам, работникам посольства, уже редким советникам и специалистам. Армия уйдет, неизвестно, что будет дальше. Как сложится все для тех, кто остается в Кабуле? Позвала как-то генерала Сорокина журналистская братия на вечеринку, на виллу рядом с посольством. Теплая компания, много водки, закуски. Елка с Нового года осталась. Елку у афганских солдат выторговали, у голубой мечети рядом с гостиницей Интерконтиненталь, за три банки сгущенки. Афганцы сами же и срубили елочку, и вслед хихикали, а как же, только русский человек за елку столько сгущенки отвалить готов, кому она, елка в Афганистане нужна? Омрачил, правда, вечеринку недавний инцидент, да про него старались помалкивать. И смех и грех. Загуляли как-то с четверга на понедельник корреспонденты и советники, отправившие в Союз жен, стрельбу устроили в саду виллы, соседей-афганцев напугали до смерти, даже Царандой те вызвали, думали, душманы в Кабул вошли, оцепили квартал, чуть штурмом дело не закончилось, и под конец попойки один товарищ по дороге в микрорайон, где жила основная масса советских специалистов, советников и журналистов, в потемках, на пустынной кабульской улице, сбил человека. Сбил и сбил, всякое бывает. Вышел, а человек лежит, не поднимается, зашиб насмерть.

История особой огласки не получила, замяли. И вскоре, вот ирония судьбы, в посольстве ему же при торжественных обстоятельствах медаль вручили – специальную медаль, к выводу войск приуроченную, «От благодарного афганского народа». Всем вручали и ему досталась, на память об интернациональном долге. Ничего не поделаешь. Не откажешься же, не станешь послу объяснять, что так, мол, и так, не достоин, грешен, старичок на совести. «Выпей и забудь», – советовали по-дружески коллеги.

Сорокин прикинул – дел срочных нет, запросто задержится на вечеринке допоздна, в резиденцию сообщил, где его, в случае чего, найти, телефон оставил, наказал водителю, пока светло, прямиком в штаб армии ехать, нигде не останавливаться. Научен был горьким опытом генерал.

Компания собралась разношерстная. Из Москвы недавно прибыл пропагандистский десант – большая группа журналистов и писателей, вывод освещать, и кое-кого из этого десанта пригласили, работавшие в Кабуле советники и корреспонденты подъехали. Генеральские погоны Сорокина притягивали всеобщее внимание, и Сорокин, как всегда, млел, когда к нему подходили поздороваться, или когда подводили кого представить, и протягивали руку знакомые лишь по телепередачам журналисты, известные литературные имена, и почтительно произносили: «Здравия желаю, товарищ генерал». Старого знакомого увидел Сорокин – прозорливого советника, великого циника. Он скромно стоял с рюмкой водки, слушал, как спорят примелькавшийся за время войны на советских телеэкранах корреспондент и его газетный коллега. Советник тоже заметил Сорокина, подмигнул. По телефону говорили, а собраться никак не выходило.

– Сдался мне ваш Афганистан! – басил телевизионный корреспондент.

– Вот видишь, как ты рассуждаешь. Не любишь ты эту страну. Ненавидишь. Вспомни, Цветов почему такие прекрасные репортажи из Японии делал? Потому что он любил страну, в которой работал. Японский великолепно знал.

– Плевать я хотел!

– Нет, Сережа, без этого никак нельзя.

Сорокин взял со стола стакан, налил водки, бутерброд откусил, повернулся пересечь большую комнату, с советником пообщаться, как возник перед ним лысоватый, но достаточно молодой еще, лет тридцати, литератор с глазами навыкат. Фамилия у всех на устах – Лобанов, из пишущей династии. И статьи и книжки про армию строчит. Сорокин встречал вездесущего прозаика у «папы», когда тот интервью брал у генерала армии. Единственный, кто сразу добился аудиенции. Связи хорошие. Несколько часов просидели они с Вампиловым один на один, и наградной лист ему сразу после интервью на машинке напечатали – за командировки в Афганистан к Красной Звезде представили. По разным частям поездил литератор, ворох информации собрал, на несколько книг хватит. Сперва, по горячим следам, пару очерков напечатать, его всегда читали взахлеб, любили в народе, легко, слезливо и восторженно писал, и всякий раз находил новый поворот, открывал новые темы, а там и за большую книгу садиться. Афганская тема на ближайший год наиболее выигрышная.

Одним из первых про спецназ написал. Как ходил с группой в засаду поведал в длинном очерке, хотя, как выяснил Сорокин, все специально для него подстроили. Не станут же подвергать опасности известного журналиста, кто ж на себя такую ответственность возьмет? Что случись, у него отец в Москве важная птица, ко многим на Старой площади в кабинеты вхож, растопчет, устроит такое разбирательство и в такую дыру сошлют потом виновных, пожалеешь, что и родился на свет. Центральное телевидение и то близко к настоящему бою не пускают, на полигоне, если уж очень бывало им приспичит, пару Тойот подбитых поджигали, выводили разведроту, несколько человек в духовской одежде ложились, убитых духов изображали, и запросто, красочно имитировали разгром очередной банды или каравана.

Выдали товарищу известному корреспонденту обмундирование, подержали на казарменном положении день-другой, на зарядку, на марш-бросок по полной выкладке отправили, солдатскими харчами покормили, – в армии-то он ведь не служил, ему все в диковинку, романтика, – автомат вручили, патроны, поводили по безопасному району, постращали в предрассветные часы якобы надвигающимся караваном, да и привели обратно целого и невредимого. Боя не было, а на боевые сходил, никого не убили, да и сами все живы. Зато солдат и командира узнал хорошо, вроде бы в деле даже посмотрел, расспросил, пиши – не хочу. И написал. И гордились солдаты, что имена их не позабыл.

Разговаривал Сорокин с Лобановым весьма учтиво. И в главном они сошлись – нельзя сейчас ничего говорить. Все знают, все видят допущенные ошибки. Пусть потом признают, что не надо было войска вводить. Но только не сейчас. До тех пор, пока последний советский солдат не покинет Афганистан, ни слова плохого об этой войне, ни в печати, ни по телевидению не должно проскользнуть. Чокнулись, выпили.

– Только позитив! – подчеркнул Сорокин. – Армия держится на вере. Нельзя эту веру у наших мальчишек отнимать!

– Настырный, пробивной, – посетовал на Лобанова журналист, который совершил ночной наезд на афганца, и подлил всем стоящим рядом водки. – Связи хорошие. Хотя, честно сказать, пишет неплохо. Везде лезет, везде хочет первым быть.

– Разве это плохо? – резонно заметил Виктор Константинович.

– Нет, наверное.

– Ему объясняют, что в Кандагар нельзя, – присоединился отстраненный блеском генеральских погон, и потерявший сразу интерес у журналистов полковник с прилизанными волосами, – а он уперся, просится, чтоб пустили.

– Мы ему полчаса доказывали, – вступил в разговор подполковник, третий военный человек на вечеринке, по крайне мере в форме, что в Кандагаре наших частей не осталось. Я говорю: «Кто ж вас охранять станет? Афганцы? Да они за милую душу вас духам сдадут».