После этого мы долго не виделись. А потом у меня была еще одна очень неприятная история с Аксеновым. Такая была телепередача «Графоман». Это уже случилось, когда я тоже уехал в Штаты преподавать.

Волков: Да, это была популярная телевизионная передача о книжных новинках. Ведущего звали Александр Шаталов.

Евтушенко: Хорошая была передача, правда? У меня тогда вышли первые три тома собрания сочинений, и меня в студии записывали. А Аксенов следующим записывался. Он сидел и слушал. А девочки телевизионные меня попросили: «Евгений Александрович, вы не подарите – нас трое – каждой как раз по томику?» Я им сказал тогда: «Девчата, здесь находится мой старый друг, с которым мы давно не виделись. Я хотел бы ему подарить эти книжки». Он слышал это, но когда я стал ему надписывать книги, вдруг сказал: «Знаешь, Женя, не беспокойся, у меня даже не в чем нести их». Вы не представляете, что случилось с Шаталовым и с этими девочками, когда они это услышали! Им в голову такое не могло прийти!

А Оля Окуджава и Булат рассказали мне еще одну любопытную историю. Когда они виделись с Васей там, в Вашингтоне, Майя, жена Аксенова, сказала: «Слушайте, ребята, как вы можете дружить с Женей Евтушенко? Вы что, не знаете, что он кагэбэшник?» Тогда Оля, очень неглупая женщина, спросила: «Маечка, а откуда у тебя такие сведения?» – «Так как же! У нас с Романом дом всегда был полон кагэбэшников».

Волков: Роман Кармен, ее первый муж.

Евтушенко: Да. И Булат мне сказал: «Я начал смеяться, я чуть живот не надорвал! А она никак не могла сообразить, почему мы смеемся».

Волков: Аксенов так воспринимал ваши встречи с ним в Вашингтоне и вас как прямого посланца органов. Так он это и комментировал.

Евтушенко: Ну, это его дело… Очень жалко. Когда мне задавали вопросы об Аксенове и Вознесенском, я никогда себе не позволил что-нибудь плохое о них говорить. Никогда.

Волков: Генерал КГБ Судоплатов в одной из своих книг пишет, что КГБ заинтересовался опытом работы его жены, подполковника Эммы Судоплатовой, с творческой интеллигенцией в тридцатые годы, и проконсультировался с ней, можно ли использовать популярность, связи и знакомства Евтушенко в оперативных целях. К ней пришли и поинтересовались: не посоветуете ли вы нам, как специалист с довоенным стажем, что сделать, чтобы внедрить наши кадры в молодые писательские круги? И она им сказала буквально следующее: никоим образом Евтушенко нельзя вербовать, не вербуйте его – вы сделаете большую ошибку. Но попытайтесь наладить с ним неофициальные дружеские контакты.

Евтушенко: Правда? Я даже не знал.

Волков: И сторонники фантастической версии о том, что вы были штатным сотрудником КГБ чуть ли не в чине полковника, немедленно стали ссылаться на этот пассаж из судоплатовских мемуаров. Хотя там написано ясно: совет был – «не вербуйте его». И люди типа Куняева или Кожинова[128] упорно ссылаются в своих книгах на мемуары Судоплатова как на подтверждение своих домыслов, хотя ничего подобного у Судоплатова нет.

Но я хотел спросить вас вот о чем. Почему Вознесенский в своей книге «На виртуальном ветру» предъявил вам претензии, что вы плохо о нем, Вознесенском, отзываетесь? И об Аксенове, и о Белле? Причем печатно, в прессе?

Евтушенко: Да, да. Я ответил на это в одном из томиков: просто привел свои высказывания о стихах Вознесенского, о прозе Аксенова и о стихах Беллы. Но мы, к счастью, помирились все-таки с ним, стали разговаривать нормально. Я написал тогда стихотворение «На „хвосте“».

Волков: О том, как вы ехали, возвращаясь от Данелии, на буфере трамвая, об этой «ночи приключений»?

Евтушенко: Да… А вот сейчас я вспомнил одну вещь, тоже очень дурацкую. Андрей приехал в Оклахому и выступал в университете. Он уже был болен, он уже не мог читать совсем. Я провел целое занятие по его стихам и на его выступление привез своих студентов, человек тридцать. А после этого я к нему подошел, разговаривал с ним, его жена Зоя с нами была. «Ты на банкет останешься?» – он спросил у меня. Я говорю: «Андрюша, я привез студентов своих на твое выступление, они были очень рады тебя увидеть. Но я устал, мне ехать далеко, дорога очень здесь тяжелая. Уже поздно, а ночью ездят большие холодильники, это небольшое удовольствие…» Я преподавал тогда и там, и тут – и в Талсе, и в университете Оклахомы.

А после – уже он в Россию вернулся – Андрей говорил, что ему сказали, что я не мог вынести его успеха и поэтому ушел, когда еще вечер не кончился. Ну как это можно! Я же сидел там! Я же подошел к нему после вечера!

Потом он однажды ответил Андрею Караулову очень и очень неадекватно. Караулов в своей ТВ-программе вел беседу с Окуджавой и спросил у него: мол, скажите, пожалуйста, Булат Шалвович, вот у вас дома портрет Евтушенко висит. Но Евтушенко писал: «Если будет Россия, значит, буду и я» – а сам уехал, когда стране стало трудно. А вы все-таки этого не сделали. И Окуджава ему очень хорошо ответил. Он снял антологию издательства «Doubleday», которая вышла по-английски: «Вот, посмотрите, что Женя сделал для всех нас. Я никогда не видел столько своих стихов, переведенных на английский. Посмотрите, какая это большая антология, какой огромный труд! Вы знаете, иногда мне тоже так осточертевает дома, что если бы я по-английски говорил, я бы тоже уехал преподавать в Штаты».

А Андрюша ответил следующим образом. Кстати, знаете, есть такие люди, которые «приятны»? Вот как Соловьев Володя, который на похоронах моего друга «подарил» мне письмо Бродского с такой сладенькой-сладенькой улыбочкой. Вот так же примерно мне передали запись Вознесенского у Караулова. Тот его спросил: а как вы относитесь к Евтушенко? Прошли уже все бури шестидесятых годов – и вдруг Вознесенский сказал такую вещь, недекватную совершенно. У него как-то поехало лицо: половина – в одну сторону, другая половина – в другую. И он сказал: «Ну, он же теперь живет в Америке. Живет. В Америке». Это разве был ответ на вопрос?

А потом, когда он уже очень плох был, в больнице, он неожиданно написал мне поздравление. У него была когда-то очень хорошая статья обо мне – «Человек тонет на площади». Вы никогда не читали ее? Это хорошая статья, очень сильная. Он вдруг написал – из больницы! – письмо в «Коммерсант» – есть такая манера у «Коммерсанта», они поздравляют с днем рождения – и сказал там, повторив то, что говорил Эрик Неизвестный: Женя всегда выбирал в борьбе со злом сторону добра.

Я его видел в очень плохом состоянии уже. Понимал, что он долго не выдержит. А столько связано все-таки с ним… Да и стихи его, лучшие стихи его, я помню и люблю. «Всемирный русский…» – это была речь моя на его панихиде.

А у Аксенова мне очень нравились его рассказы, маленькие рассказы. «Коллеги» сейчас читать, конечно, невозможно, это очень слабо, хотя когда-то читали с удовольствием. А самое лучшее у него – это малая форма. Блистательный рассказ «Победа», про шахматиста. Замечательный рассказ «Интервью» – там, где немножко он пародировал меня. Да, может быть, колко, но это было очень мило написано… «Местный хулиган Абрамашвили», «Дикой» – вот эти вещи его самые лучшие были. А позже меня просто поражало, что он почему-то ездил как сопровождающее лицо, представляющее Бориса Березовского на его политических выступлениях.