Недавно открылся новый путь поисков справедливости для случаев насилия в кампусах колледжей США, поскольку учащиеся, родители и активисты из профессорско-преподавательского состава бросили вызов «институциональному предательству», которое способствует атмосфере безнаказанности сексуальных нападений. Приводя многочисленные примеры бюрократического бездействия, покрывания и перекладывания вины на жертв, активисты утверждают, что толерантность к «культуре изнасилования» в кампусах колледжей нарушает права женщин на равные образовательные возможности[723]. Они подали гражданские жалобы по факту нарушения прав человека в министерство образования США, основываясь на главе IX федерального закона 1972 года, запрещающей дискриминацию по половому признаку в образовательных учреждениях, получающих федеральное финансирование.

Эти правовые процедуры определенно возымели действие. На момент написания этого текста Гарвардскую школу права только что уличили в нарушениях главы IX, и она заключила мировое соглашение с отделом гражданских прав министерства образования США, обещая немедленно «принять конкретные меры для создания гарантий того, что школа будет реагировать на жалобы о сексуальных домогательствах и сексуальном насилии оперативно и на основе равенства». Этим соглашением расследование нарушений в Гарвардском университете не исчерпалось, оно продолжается[724]. Венди Мерфи, юристка, подавшая иск на Гарвардскую школу права, выразила надежду, что это соглашение послужит примером для перемен во многих других образовательных учреждениях, в отношении которых в настоящее время ведется расследование в связи с нарушениями главы IX[725]. В случае успеха эти меры смогут дать пострадавшим некоторую долю социальной валидации и справедливости, которые для них важнее всего[726].

Для взрослых, переживших насилие в детстве, средства юридической защиты еще более недоступны, чем для людей, недавно пострадавших от сексуальных нападений. Поэтому особенно примечателен успех организованного движения взрослых выживших, требовавших привлечь католическую церковь к ответственности за долгую историю покрывания педофилов. В марте 2014 года конференция католических епископов США отчиталась о том, что от 17 259 пострадавших получены достоверные обвинения в сексуальном насилии со стороны 6427 священников и других представителей духовенства. Церковь выплатила более 3 миллиардов долларов по искам тысяч потерпевших.

Однако в большинстве случаев для правосудия было уже слишком поздно, поскольку срок давности истек задолго до того, как пережившие насилие осмелились о нем заговорить. Таким образом, из более чем 6000 священников и других церковнослужителей, против которых были выдвинуты достоверные иски, менее чем шестистам были предъявлены какие-либо уголовные обвинения, и только около трехсот их них были осуждены и приговорены к тюремному заключению[727]. Более того, хотя некоторые из самых отъявленных преступников были изобличены и призваны к ответу, ни один епископ не был публично наказан церковью за политику протекционизма в отношении явления, которое вполне можно приравнять к криминальной группировке. И, разумеется, привлечение одного социального института, пусть даже такого могущественного, как католическая церковь, к ответственности за преступления, совершенные его сотрудниками, – это капля в море намного более широкой социальной проблемы пренебрежения и насилия в отношении детей.

Дети не имеют ни голоса на общественной арене, ни блока избирателей, ни могущественной и богатой заинтересованной группы, которая могла бы высказаться в их защиту. Молодые матери по большей части также остаются неуслышанными. Хотя внедрение профилактических мер поддержки матерей и детей из группы риска обошлось бы сравнительно недорого и многократно окупилось бы в долгосрочной перспективе, бюджетное планирование большинства политиков не распространяется дальше очередного избирательного цикла. Поэтому нам, профессионалам в области психичекого здоровья, остается только собирать осколки, когда много позже выжившие обращаются за помощью.

Часть II. Восстановление

Восстановление, как и всегда, начинается с безопасности. Модель стадий восстановления, предложенная в этой книге, отлично продержалась более двадцати лет и теперь широко признана в качестве фундамента для лечения травмы. Трехэтапная модель формирует основу «Согласованных рекомендаций по лечению комплексного ПТСР», опубликованных Международным обществом исследований травматического стресса, и «Руководства по лечению диссоциативных расстройств», опубликованного Международным обществом изучения травмы и диссоциации[728]. Базовые учебники по лечению сложных посттравматических и диссоциативных расстройств, опубликованные в последние десять лет, также используют трехэтапную модель[729].

В свете новых открытий, касающихся важности ранней привязанности, можно концептуализировать задачу первой стадии восстановления как возведение заново надежного фундамента. Когда этот отношенческий фундамент установлен, можно заняться многочисленными психологическими шрамами, которые всегда остаются у переживших детскую травму.

Как много лет назад подчеркивал Эрик Эриксон, способности к автономии, инициативе, трудолюбию, самоидентификации и близости развиваются поступательно, начиная с базового доверия, которое закладывается в первые годы жизни[730]. Если фундамент базового доверия поврежден, это соответствующим образом отражается на всех последующих стадиях развития. Поэтому напрашивается естественный вывод: чем раньше проводится корректирующее вмешательство, тем оно эффективнее. К тому времени, как дети, перенесшие травму, превращаются во взрослых людей, восстановление становится сложным и затратным проектом. Хорошо еще, что оно возможно в принципе. Плохо, что путь к нему долог и порой чрезвычайно тернист.