Кстати, в отличие от того, первого, в новое зеркало уже можно посмотреться и найти там свое отражение. Супруга Валерия Ивановича Вера Николаевна, недоумевая, уж сколько раз пыталась выяснить у него насчет происхождения и назначения этого непонятного старья, и муж даже однажды пытался правдиво, ничуть не отступая от истины, ей все, все пересказать. Но, как понимаете, из этого ничего не вышло. Ни единому слову мужа Вера Николаевна не поверила, а назвала его в шутку выдумщиком и будущим писателем-фантастом. Вторым Гоголем или Михаилом Булгаковым. За что, согласитесь, осуждать женщину ведь никак нельзя. Да и кто из других жен в подобные россказни бы поверил? Так что уж… пусть думает, как ей самой заблагорассудится.

И вот еще что. Как-то раз, через довольно продолжительное время после тех памятных событий, в самый канун своего дня рождения поздно вечером на письменном столе Валерий Иванович неожиданно обнаружил необычный темно-фиолетовый конверт из плотной матовой бумаги с водяным серебристым знаком в виде большой летучей мыши с расправленными крыльями над чрезвычайно знакомой и такой понятной буквой дубль-ве. Отчего он, понятное дело, тут же чрезвычайно взволновался и припомнил оброненные при расставании слова Аллигарио о возможной нечастой почте из их ведомства.

Развернув конверт, Валерий Иванович обнаружил цветную фотографию, где на фоне живописной растительности у подножья высоченной горы со снежной головой в кругу какого-то воинственного африканского племени, возможно, что зулусов, а быть может и масаев, стоявших с копьями и луками наперевес, находилась личность, чрезвычайно напоминавшая кота Бегемота. На шее у старого знакомого, как и у всех тех, кто его окружал, висело какое-то причудливое ожерелье, в одной лапе — копье аборигенов, которым он опирался на громадного, но уже поверженного царя зверей, а другой — посылал приветствие адресату. Бодро торчащие усы и напыщенный вид животного излучали полное удовлетворение и самодовольство.

Повнимательнее всмотревшись в изображенные на фотооткрытке фигуры, Шумилов тут же обнаружил и другой персонаж — шустрого мальчишку Аллигарио, также облаченного в наряд воинственного африканца с кривым ножом за поясом и шкурой леопарда на плечах. Самого главы могущественного ведомства среди изображенных не было.

На обратной стороне послания стояли крупные цифры четыре и шесть, одна возле другой, обозначавшие не иначе, как наступавшую годовщину со дня его рождения, а ниже надпись: С приятной датой!

Каких-либо других известий оттуда с той самой поры Валерий Иванович больше ни разу не получал.

Да, чуть не забыл. Если сегодня вам ни с того ни с сего вдруг захочется побывать в «столбах», то постарайтесь туда заглянуть. Очень рекомендую. Даже просто так, из праздного любопытства. И с абсолютной уверенностью скажу, что не ошибетесь. Те самые дефицитные продукты, которые в свое время пожелал приобрести могущественный гость, и даже сладости, о чем мечтал сладкоежка Аллигарио, вы смело найдете в витринах или на полках магазина. Да и покупателя сейчас этим не удивишь. Ну а уж о шампанском я и не говорю. В какое бы время дня, недели и даже года вы не спросили продавцов об этом игривом напитке, вам тут же с улыбкой зададут встречный вопрос: а какой из имеющихся сортов вы пожелали бы купить? Так что с полной уверенностью можно сказать, что время пошло на пользу. Да вы и сами, наверное, видите?

Январь 1988 — март 2001

P. S. Уважаемые читатели, и в первую очередь те, кто не без интереса прожил отрезок времени вместе с героями, пока читалось произведение, должен вам сообщить одно примечательное известие: несмотря на поставленную точку в конце этой книги, сам сюжет не исчерпан и имеет право на продолжение. А посему, как говорили наши предки, будет логически правильным закончить это обращение твердым многоточием, смысл которого вам очевиден и понятен…

Окончен бал, погасли свечи,

Умолк оркестра чудный глас,

Но впечатление от встречи

Еще не покидает вас.

Еще свежи воспоминанья

От шумной, пестрой суеты,

Внезапность встреч, и расставанья,

И лиц, знакомые черты.

Следы былого удивленья,

Обрывки ироничных фраз,

И это, друг мой, ощущенье

К тебе придет еще не раз.

И, может быть, (да я мечтатель,

Живет во мне такая лесть)

Тебе захочется, приятель,

Мой труд повторно перечесть.

Кто скажет мне тогда: «Напрасно

Ты с музой ветреной дружил».

И я пойму довольно ясно,

Что я не зря на свете жил!