Мы не станем описывать ощущения Валерия Ивановича от встречи с Филоменой в облике сказочной красавицы. Скажем лишь, что они были не менее впечатляющими, чем воскресным вечером от общения с ужасной старухой. Но иного, как вы понимаете, здесь и быть не могло…

Через какое-то время находившиеся в этом районе отдыхающие с удивлением заметили, как неожиданно быстро вдруг стало темнеть, но головы фонарей почему-то не зажигались. К подножию памятника Некрасову подкатила какая-то совсем необычная диковинная карета, запряженная тройкой черных, как сажа, вороных коней, из которой выскочил какой-то мальчишка и приблизился к стоявшим неподалеку двум мужчинам.

— Мессир, надеюсь, теперь-то вы уже не обидитесь, что я так вас назвал? Нам пора. Последняя четверть луны…

И тут же шепнул Шумилову:

— Прощайте, мой друг Бегемот просил передать, что наша почта не так часта, но зато безошибочна. Возможны известия, и чаще с доставкой на дом…

— Да, я сейчас, — властно отозвался «Воландин» и, обращаясь к своему собеседнику, добавил: — Прощайте, Валерий Иванович, и помните: verba volant, scripta manent — слова улетают, написанное остается. Ваши дальние предки были далеко не глупы. Верьте мне, и у вас все получится.

И тут Шумилов заметил, как зеленая искорка в правом глазу гостя начала медленно угасать.

«Прощайте», как гулкое эхо, разнеслось по округе в густеющем на глазах сумраке вечера, и две темные фигуры, быстро скользнув к экипажу, растаяли в его черноте. И тотчас же позади кареты вспыхнули два бледных факела, выхватив из наливающейся темноты маслянистые лица молодых негров в белых тюрбанах и серебристых ливреях, стоявших на запятках удивительного транспорта.

Возница в широкополой шляпе уверенно хлестнул нетерпеливых лошадей, и те, хищно фыркнув и выбив копытами снопы серебристых искр, дружно сорвались с места и стремглав помчались по набережной в сторону бывшего губернаторского дома. И тут же следом за ними где-то сзади вспыхнул и прорезал темноту яркий свет автомобильных фар, и пара милицейских автомашин, включив на полную громкость сигнальные сирены, бросилась в погоню за удивительным экипажем. Но перед самым художественным музеем, в районе знакомой беседки, неизвестно откуда на набережную вдруг опустился густейший туман, словно белое молоко, окутавший все вокруг, и, спутав при этом карты преследователей, спрятал от их ярких назойливых глаз фантастический транспорт.

Некоторые свидетели клятвенно утверждают, что в районе Стрелки, где русло реки Которосли впадает в полноводную Волгу, собственными глазами видели, как что-то темное и большое, похожее на черную карету, запряженную тройкой лошадей, взвилось в воздух и, быстро уменьшившись, растаяло в надвигающихся сумерках.

Согласитесь, что о достоверности необычных фактов всегда непросто судить. Ведь каждому может свое померещиться. Вон, к примеру, один крепко подгулявший гражданин, проживающий в частном доме в районе Коровников, утверждает, что в тот самый день, выйдя покурить на крыльцо, увидел что-то странное в небе, задрал голову, чтобы получше рассмотреть, и, свалившись на землю, при этом сломал себе два ребра. Вот так-то, уважаемые читатели. А уж впрямь ли увидел что или с пьяных глаз ему все это померещилось, на самом деле никому неизвестно.

Но все-таки что же было дальше-то после того, как на закате дня, четырнадцатого октября, так называемый Петр Петрович Воландин со своей свитой на черной тройке в диковинном экипаже покинул старинный город Ярославль, умчавшись куда-то в густейшем тумане?

И в самом деле-то что?

С большой определенностью нужно заявить, что многое из того, о чем Валерию Ивановичу так убежденно поведал могущественный гость, по правде сказать, сбылось.

Ну, к примеру, не надо никого дополнительно информировать, что к нашей северной столице вернулось ее первоначальное название — Санкт-Петербург. Менее благозвучное, чем прежнее, более воинственное и суровое, но возможно, что исторически и более оправданное. Хотя и непросто об этом судить — ведь сколько людей, столько и мнений. А люди, как известно, все до чрезвычайности разные. И не только по природе своей от рождения, но и в различное время суток, и в определенное свое эмоциональное состояние… Вполне возможно, что более суровому и строгому человеку военной профессии приятнее и ближе это звучание, потому как напоминает щелканье оружейного затвора. Поэту же или влюбленной девушке — конечно же, Ленинград. Да и многим пожилым горожанам, несомненно, приятнее и ближе теперь уже утраченное имя, потому как они всегда считали себя ленинградцами и сроднились с этим названием. А привычка, не зря говорят, что вторая натура, и вот, поди ж ты, вдруг на старости лет стали петербуржцами?! Да упаси бог еще сюда пришпандорить эту совсем не русскую приставку Санкт.

Ну да что уж теперь говорить. Можно всю жизнь спорить, да и переименовывать. Кому как взбрендится. Ведь каждый уважающий себя человек, как сказал теперь небезызвестный вам живописец Звездинский, хочет оставить в истории свой след. Хоть как-нибудь, хоть чем-нибудь, но хоть малю-юсенький следочек, да запечатлеть.

Впрочем, если копнуть чуть поглубже, то можно с уверенностью заявить, что любая история имеет и множество разных пластов. Например, ранние исторические пласты, уносящиеся на много веков назад. И более поздние — на сотню, а, может, и на несколько десятков лет. Некоторые ретивые любители исторических событий для просвещения слабоинформированного населения так и поступают, вовсю стараются. Приезжайте и обратите внимание на некоторые дома в центральной части Ярославля, на которых приделаны белые указатели с названием улиц. Улица Советская, а ниже — бывш. Ильинская. Или улица Депутатская, а ниже — бывш. Сретенская. Но надо прямо заявить: недостарались, чудаки. Ведь этот список вполне бы можно было продолжить, если бы немного поглубже ковырнуть. Но, очевидно, глубже копать не захотелось. Или на дополнительные таблички деньжонок уж пожалели?

Да, так вот, продолжая начатую мысль, скажем, что сбылись и другие предсказания главы могущественного ведомства.

Например, вернулось одно из первоначальных и, очевидно, более благозвучное название известной табачной фабрики — «Балканская звезда». А затем, как и говорилось, произошли и другие изменения. В смысле ассортимента и… А впрочем, что понапрасну пересказывать. Приезжайте и поинтересуйтесь сами, убедитесь воочию. Но знаю точно, наверняка, что даже некоторым привередливым датчанам кое-что здесь приглянулось.

И, признаемся откровенно, Шумилов Валерий Иванович приложил к этим фактам свою руку. Постойте, постойте! — воскликните вы. — Какую руку? Ведь могущественный гость предрекал ему, что он скажет здесь свое слово. Так ведь, кажется? И это совершенно справедливо потому, что слово предполагает как устную, так и письменную форму. Согласитесь, что выразиться можно вслух, а можно то же самое и на бумаге записать. Вспомните последние слова Петра Петровича перед тем, как он умчался на тройке: verba volant, scripta manent — слова улетают, написанное остается.