— Я знаю это… — мрачно сказал граф Свянторжецкий.

Он начал понимать всю шаткость своего положения, если она будет продолжать в этом тоне. Наглость, с которою говорила с ним и глядела на него молодая девушка, положительно парализовала его волю.

— Если вы этого не сделаете, граф, — взволнованно между тем продолжала княжна Людмила Васильевна, — то это сделаю я… Я сегодня же вечером поеду к дяде и расскажу ему о вашем открытии, а завтра доложу об этом государыне.

Этого уже граф Свянторжецкий совершенно не ожидал.

— И это сделаете вы?.. — запальчиво воскликнул он.

— Ну, конечно, я, — смерила княжна его взглядом, — кому же еще сделать это, как не дочери покойной?

— Вы не дочь княгини Полторацкой.

— Что-о-о?! — встала княжна.

Граф тоже встал. Они несколько мгновений молча стояли друг против друга. Взгляды их черных глаз пересекались, как острия шпаг.

— Вы не дочь княгини Полторацкой… — повторил Иосиф Янович Свянторжецкий.

Молодая девушка отступила от него на несколько шагов и вдруг села на диван, около которого спускалась вышитая полоска сонетки, украшенной золотой кистью. Она откинулась на спинку дивана и правой рукой взялась за сонетку. Граф понял этот маневр.

— Подождите звонить… Я докажу вам, что… — заспешил он.

— Я и не звоню. Это так, на всякий случай… Я, напротив, с нетерпением ожидаю вашего объяснения.

Она глядела на него полунасмешливым, полунедоумевающим взглядом.

— Кто же я такая?

— Вы Татьяна Берестова.

— Татьяна Берестова… — медленно произнесла княжна, не сморгнув глазом. — Кто же сказал вам это?

— Мне сказал это ваш отец.

— Мой отец?!

— Да. Никита Берестов.

— Убийца?

— Убийца, которого вы были сообщницей.

— Мне, граф, следовало бы давно уже дернуть за эту сонетку, но я не из трусливых, тем более что я надеюсь, что ваша болезнь еще не дошла до буйства…

— Послушайте…

— Я слушаю, мне даже очень интересно. Ведь это точно сказка. Польский граф захватывает убийцу русской княгини и обнаруживает, что вместо оставшейся в живых княжны при дворе русской императрицы фигурирует дворовая девушка, сообщница убийцы своей барыни и барышни… Так, кажется?..

— Совершенно так.

— Но, что всего интереснее, так это то, что польский граф не сообщает тотчас же о своем важном открытии русским властям, а вступает в переговоры с сообщницей убийцы, самозваной княжной. Вы, граф, остроумный шутник и очень занимательный собеседник.

Княжна Людмила Васильевна совершенно непритворно весело расхохоталась.

— Я не шучу и не рассказываю сказки.

— Серьезно говорить то, что возбуждает смех в слушателях, — одно из достоинств рассказчика.

Граф нервно кусал себе усы и стоял перед княжной с горящим взглядом.

— Повторяю вам, я не шучу.

— Я это слышала… Что же дальше?

— Вы прекрасно владеете собой, видимо предупрежденная вашим сообщником, хотя вы отказываетесь, что видели его и принимали у себя.

— Кого это?

— Никиту Берестова… Вашего отца.

— Благодарю вас за такое родство, граф.

Он не слышал этого замечания и продолжал:

— Но можно доказать, что у вас бывал странник, который велел о себе доложить вам, что он не кровопивец, и вы с ним подолгу беседовали.

— Действительно, — отвечала молодая девушка, — ко мне приходил какой-то юродивый, и я ему помогала и слушала его болтовню и даже предсказания… Я очень люблю все необыденное… Доказательство налицо… Я слушаю вас, граф, а ваши речи очень малым, по отсутствию смысла, отличаются от речей этого юродивого.

— Княжна! — воскликнул граф.

— Вот и проговорились сами… Забыли, что только сейчас называли меня Татьяной Берестовой, — со смехом заметила молодая девушка.

— Я обмолвился.

— Когда?

— Конечно, сейчас.

— Это последовательно, по крайней мере.

— Этого-то странника, — продолжал граф Свянторжецкий, — я со своими людьми захватил у калитки вашего сада и он оказался Никитой, убийцей княгини и княжны Полторацких.

— Где же он находится?

— Я могу его найти всегда… Я приказал проследить, где он живет.

— Но зачем же вы его отпустили?

— Я хотел сперва переговорить с вами.

— О чем же говорить с сообщницей убийцы?..

— Я могу похоронить эту тайну… Никто, кроме меня, не будет знать об этом…

— Вот как… И ваша цена, граф? — с нескрываемым презрением спросила княжна.

— Вы сами.

Он было приблизился к ней.

— Отойдите, граф, или я позвоню.

— Вы раскаетесь…

— В чем?

— Я захвачу Никиту и отдам его в руки правосудия…

— Я сожалею только, что вы этого давно не сделали.

— Но тогда вы погибли.

— Вы наивны, граф, кто может поверить оговору убийцы княжны Полторацкой или вашему сумасшедшему бреду?

— У меня есть доказательства…

— Чего?

— Доказательства, что вы не княжна…

— Какие?

— Вы очень были похожи с покойной княжной, но случай сделал между вами некоторое различие… У вас на безымянном пальце правой руки искривлен ноготь, вы занозили руку, вам всего было десять лет, и у вас сделался ногтеед… С княжной этого не случалось…

Молодая девушка невольно вздрогнула при этих словах графа и побледнела, но моментально оправилась.

— Вы правы. Этот случай был с Таней, но вы ошибаетесь в дальнейшем; в следующую за тем летом, в которое случилось с ней это несчастье, осень занозила тот же палец и я. У меня тоже сошел ноготь и вырос несколько неправильным. Я тогда еще ребенком решила, что это меня наказал Бог за то, что я радовалась, что между мною и Таней есть какое-нибудь различие.

— Это сказка, быстро и умно придуманная.

Молодая девушка, уже, видимо, вполне оправившаяся от минутного смущения, сказала это совершенно хладнокровно.

— Так вы хотите, чтобы я начинал дело?

Она долго пристально молча смотрела на него, стоявшего, по ее желанию, в почтительном отдалении. Граф принял это за колебание. Сердце его усиленно билось.

«Он сдастся!» — мелькала в ее уме радостная надежда.

— Так неужели же вы думали, что я пойду с вами на эту позорную сделку?.. Вы ошиблись… Мне грустно только одно, что до такой низости дошли именно вы.