— Вы знакомитесь с помощью Предметов?! — поразилась Карен.

— Некоторым образом, да.

— Но вы же можете просто подойти к девушке, представиться ей…

— С какой целью?

— Ну, сударь… для начала, хотя бы побеседовать.

— Но я уже беседую с тобой! Ты хочешь от меня отделаться? Так и скажи, я пойду почитаю о кайрах. Хозяин дал мне занятную книжицу.

Помимо тщетности всех попыток, Карен сильно задевал тот факт, что друзья даже не замечают усилий, прилагаемых ею. Впервые за двадцать лет она решила проявить участие — и что же? Ни благодарности, ни даже внимания!

Карен придумала новый план. Среди ночи она разбудит спутников и прошипит жутким шепотом:

— Протекция окружила дом! Нужно бежать!

Графиня и Нави вылезут через окно по веревке из простыней, а Карен останется в номере и выкрикнет им вслед:

— Я задержу их! Ждите меня у сухого дерева ровно полчаса! Если не приду — поминайте Карен!

В трехста ярдах от гостиницы как раз имелось высохшее древо весьма драматического вида. Там Карен и догонит спутников, они бросятся на шею своей спасительнице, а она скажет, что никакой облавы не было. Возможно, графиня выдерет Карен несколько пучков волос, но зато ее старания будут замечены, а злость всяко лучше беспробудной тоски.

Карен приступила к исполнению ровно в полночь. Заранее открыла окно, привязала простыню к ножке кровати, а затем зашептала:

— Вставайте скорее! Облава! Дом окружен!

Мученики, уставшие от нелегких дум, проснулись не сразу. Пришлось повысить голос и потормошить их. Наконец, они очнулись и уяснили ситуацию.

— Протекция?.. — буркнула графиня. — Что ж, может, это к лучшему. От судьбы не убежишь.

— Миледи, вы должны жить! Хотя бы ради дочери! Спускайтесь по простыням и бегите!

— Странная идея, — проворчал Нави. — Наши окна прямо над парадным входом. Слезем — попадем в лапы тем, кто стережет двери.

— Но это единственный шанс! Мы должны рискнуть!

— А еще, ты не задвинула щеколду.

— О, боги! Я забыла! Сейчас задвину.

— Связала простыни, но забыла запереть дверь… И чулки не сняла, будто даже не ложилась…

— Просто спала в чулках! Я неряха, как ты знаешь.

— Но тепло же. Три ночи спала без чулок, а теперь вдруг — в чулках?..

— Какая разница, сударь! Спасайтесь! Протекция вот-вот…

— Карен, ты нас разыгрываешь?

Тогда она не выдержала. Что поделать, всякому терпению есть предел.

— Да, тьма сожри! Я надеялась хоть чем-то… Разве мне приятно смотреть, как вы чахнете, будто ландыши в пустыне? Думала, хоть что-нибудь выдернет вас из болота! Страх плена, радость спасения, мое самопожертвование… Но нет, любая романтика вам чужда! Лишь бы ныть и тосковать!

Они притихли, потрясенные такою вспышкой.

— Карен… мы не хотели обидеть… Мы ж не знали, что ты из лучших побуждений…

— Они не знали, как же! И просила-то немного: слезть по простыням, ждать у сухого дерева! Неужели так сложно? Взяли бы да поверили на слово! Но нет, нужно доискиваться: почему щеколда, почему чулки?.. Вы — бог черствости, а не навигации!

Карен втащила обратно треклятую простынь и шлепнулась лицом в подушку.

— Ваша истерика, миледи, не делает чести… — виноватым тоном упрекнула графиня.

Нави сказал ей:

— Шшш, — а сам подошел к Карен: — Прости, пожалуйста. Я не успел просчитать твою реакцию… Зато я знаю, чем тебя порадовать.

— Меня? — Карен нервно хохотнула. — Да я — луч солнца на вашем фоне!

— Гляди, я купил свежий «Голос Короны». Еще сам не прочел до конца, но уступаю. Уверен, что тебе понравится.

Карен сунула «Голос» под подушку и велела Нави отстать. Он ушел в свою комнату. Графиня поворчала о том, как на Севере не любят истеричек, от слова «Север» впала в ностальгию, щедро хлебнула ханти и завалилась спать.

А к Карен сон не шел. Она аж кипела от обиды: это ради них я, подумать только!.. Меня-то кто утешает? За двадцать лет — никто, ни разу! А я всеми силами, от чистой души… И для кого?! Бестолковая интриганка, дремучая медведица… Про второго и говорить смешно!..

Карен встала, схватила «Голос» и свечу, вышла под живописно сухое дерево — должен же хоть кто-нибудь! — зажгла огонь и стала читать. Она не надеялась развлечься, даже наоборот — хотела подольше сберечь свою злость. Читала лишь затем, чтобы почерпнуть новостей для общения с людьми завтра, когда она плюнет на спутников и пойдет искать новых знакомств.

Однако на четвертой странице Карен нашла то, от чего ее сердце взорвалось праздничным фейерверком.

* * *

В отличие от иных первородных, дворяне рода Елены не требуют от своих детей излишнего хладнокровия. Легкая сентиментальность, романтизм и вера в чудеса считаются допустимыми для еленовца. Однако Карен принадлежала к дому Лайтхарт — более древнему, чем Фарвей и Лабелин, чем даже сама Блистательная Династия. Вероятно, она была самой родовитой дворянкой на всем этом ленивом побережье, и не могла позволить себе ударить в грязь лицом.

Весь день она тщательно скрывала свою радость, симулируя надменный холод. Вернула Нави «Голос Короны» со словами:

— Благодарствую, ознакомилась.

Сказала графине:

— Приношу извинения, миледи. Я проявила непристойную искренность в чувствах, этого не повторится.

Не подарив им больше ни взгляда, она ушла гулять по набережной. Ей встретилось немало господ, готовых обсудить столичные дела. Карен потренировала красноречие, усвоила ряд полезных слухов, составила картину нынешней политики двора, а еще — оживила былое умение неотразимо поднимать бровь. Неотразимо — это так, что собеседник испытывал острое желание тут же, не сходя с места, сделать ей комплимент.

Конечно, вечером в номере она не поднимала бровь и не болтала лишнего, а просто с гордым видом глядела на закат, пока эти двое неблагодарных укладывались спать.

А с рассветом Нави укатил куда-то, и Карен обронила около графини:

— Пояснения не будут лишними…

— Он сказал, что кончаются деньги. Едет в Маренго, чтобы добыть монет.

Имелся один очевидный способ добыть денег в Маренго: продать сведения о графине Нортвуд. Но Карен не сочла нужным беспокоиться. Если сама графиня верит этому юнцу, почему я должна изводить себя сомнениями?

Она гуляла весь день, а под вечер свела знакомство с одним милым чиновником министерства путей и приятно общалась с ним в беседке, поглядывая на подъездную аллею. Если Нави приедет не один, она попросит чиновника проводить ее до станции дилижансов. Но юнец вернулся в одиночестве, с удрученным — как всегда — видом. Карен окончила беседу, позволила чиновнику поцеловать ей руку и вернулась в номер.