в ходу меж четыре океанов. Хотя преобладали выходцы из Корё и других вассальных государств, вероятно, отправленные в Великую Юань вместе с данью. Чжу пришла к выводу, что Дворцовый Город можно назвать городом в полном смысле слова. В данный момент императорский гарем состоит из одной лишь Императрицы, но в будущем, когда появятся десятки наложниц, каждая со своим хозяйством, все эти тысячи работников, безусловно, понадобятся.

С золотарской работы день у рабов только начинался. После этого они ведрами выгребали угольную золу из многочисленных очагов, выносили объедки из кухонь. А потом выстраивались в ряд у колодца, по цепочке таская и передавая дальше ведра с водой. Чжу удивлялась, как ее выматывает эта работа. Разнежилась от царской жизни, иронично думала она.

— Шевелись! — завопила главная. Рабыня перед Чжу едва плелась от колодца с двумя полными ведрами.

Непросто делать одной рукой то, что все делают двумя, но приноровиться можно. Подъемник колодца был устроен просто. Чжу прицепила первое ведро к концу веревки и швырнула его в колодец, наполняться, затем подтянула наверх и, чтобы оно не упало обратно, наступила на противоположный конец веревки, свернутый кольцом. Затем наклонилась снять его левой рукой с крюка.

Чжу взялась за ручку ведра. Но не успела она приподнять и отцепить его, как раздался крик:

— Великий Хан идет! Рабы, ниц!

Все произошло мгновенно. Рабы дружно развернулись к дороге, и Чжу получила по спине шестом, лежавшим на плече у соседки. Она вскрикнула и чуть не упала. Опорная нога подлетела в воздух, ведро выскочило из-под левой руки и рванулось вниз с такой силой, что чуть не утащило Чжу за собой. А правая рука, вскинутая для равновесия, угодила в веревочные кольца, и ее немилосердно потянуло вверх, через блок.

Раздался треск, и ведро, подпрыгивая, замерло в колодце на полпути.

Чжу, пыхтя, посмотрела вверх, туда, где ее деревянную руку, запутавшуюся в веревочном узле, заклинило между деталями подъемной системы. Казалось, плечо сейчас вывихнется. Она попыталась выдернуть руку, дернула посильней — но та застряла. Чжу привыкла стоять, когда все остальные кланяются, но прямо сейчас ей это было совсем не нужно. Хочешь жить — падай ниц.

Она рванулась еще сильней. По спине, обращенной к дороге, побежали мурашки, точно от тысячи иголок. Чжу прямо чувствовала, как сзади на нее стремительно надвигается тьма, подобная многоногому чудовищу. Какая это будет ирония, если ее, точно раба, забьют насмерть за отказ поклониться тому, кто отнял у нее трон! Она рванулась из всей силы. Надо освобод…

Рывок — и, отлетев от колодца, Чжу приземлилась на одно колено у края дороги. Склонила голову как раз вовремя — не сбавляя темпа, мимо промчалась и скрылась процессия Великого Хана. Сердце у Чжу все еще бешено стучало. Обрубок руки лежал на согнутом правом колене. Его саднило, мягкая повязка частично съехала и развязалась. В отчаянии она высвободила не всю руку, а выдернула обрубок из плотного деревянного наруча, которым тот крепился к кисти.

Чжу запоздало осознала, что на нее упала чья-то тень. Удивилась, откуда взялись десять пар ног евнухов в сандалиях перед ее опущенным взглядом. Разве Великий Хан еще не проехал?

Сверху донесся женский голос:

— Ты!

Чжу узнала голос. Она видела его обладательницу сквозь легкую занавеску в повозке на равнине, где две армии стояли друг против друга. Кажется, это было сто лет назад. Холодное неприятное предчувствие окатило ее.

Мадам Чжан повторила:

— Ты, рабыня.

Подскочил евнух и пнул Чжу по лодыжке так, что та охнула.

— Ты, ничтожество!

Что ей оставалось? Плохое предчувствие крепло, пока Чжу не ощутила, что стоит над пропастью на лезвии ножа. Она подняла голову, но продолжала почтительно смотреть в землю. Возвышавшаяся над ней Мадам Чжан виделась неким царственным силуэтом на фоне рассеянного северного солнца.

— Рабыня, где ты потеряла руку?

Лучше всего говорить правду с вкраплениями лжи. Чжу, не сводя глаз с дороги, забормотала:

— Эта недостойная рабыня осмеливается ответить Императрице. До того, как стать рабыней, она жила в Наньчане. Императрице в ее неограниченной мудрости, несомненно, известно, какая судьба постигла этот город и жителей, когда Чэнь Юлян отвоевал его у Чжу Юаньчжана.

— А, Чжу Юаньчжан! — воскликнула Мадам Чжан с острым удовлетворением, словно Чжу подтвердила догадку, возникшую при виде коленопреклоненной женщины без руки.

У Мадам Чжан нет никаких подозрений на ее счет, поняла Чжу. По телу прокатилась такая волна облегчения, что чуть ноги не подкосились. Ну конечно же! Кто увидит короля — в рабе, мужчину — в женщине? Мадам Чжан интересовала тень старого соперника, только и всего. Та произнесла:

— Глупый мальчик. Надо было сдаться мне, когда была такая возможность. Как же его алчность и честолюбие подвели тех, на чьих спинах он выстроил свое королевство! Посмотри на себя: рабыня-калека стоит передо мной на коленях.

— Король о нас и не думал. Он обрекал нас на страдания ради своих желаний. Руку мне… И моего старшего брата… — В изумлении она услышала слезы в собственном голосе. На миг она вошла в роль, превратилась в искалеченную, сломленную горем женщину, у которой отнял семью Чжу Юаньчжан — и его желание, готовое пожертвовать всем, сделать все, лишь бы оно исполнилось.

Чжу Юаньчжан убил его. Я убила его.

Я обрекла его на страдания во имя собственных желаний.

Раб должен быть невидимым и безгласным. А боль Чжу, излившись в мир, сделала ее человеком. К ней резко шагнул евнух со словами:

— Мерзкое ничтожество, как ты смеешь ныть перед Императрицей…

Мадам Чжан подняла руку, заставив его умолкнуть. Сверкнули драгоценные насадки на длинных ногтях.

— Сколько ты всего чувствуешь!

Она рассматривала Чжу с выражением чуточку брезгливого любопытства, как будто страдания заразны. Однако за этим фасадом Чжу угадала чувство более острое, интерес, граничащий с голодом. Зависть, вдруг поняла Чжу. Но какой же человек станет завидовать чужой боли?

— Не сомневаюсь, ты мечтала, чтобы Чжу Юаньчжан ощутил хотя бы малую долю твоих страданий, — рассуждала Мадам Чжан. — Мечтала о мести, о справедливости, хотя, возможно, между ними нет разницы. Ты не знаешь, что прямо сейчас Чжу Юаньчжан направляется сюда? Дурная голова ногам покоя не дает. Решил убиться о стены Даду.

От этих разговоров про Чжу Юаньчжана возникало ирреальное чувство раздвоения. Словно находишься в двух местах одновременно. Словно Чжу искусственно разделили на две ипостаси. Каждая в чем-то более плоская, чем оригинал, но только так мир может понять ее, определить ей место. Мужчина и женщина, король и рабыня. Достойный и недостойная.

Мадам Чжан отмахнулась от фрейлины, стоявшей