Немного придя в себя, королева приказала своим приближенным удалиться, объявив им, что идет к королю. (Она ничего не сказала им о видении и только на следующий день призналась во всем герцогине.) Королева была странно удивлена и потрясена, обнаружив Карла II сидящим в кровати: он протягивал руки, с блуждающим взглядом шептал непонятные слова и, казалось, беседовал с тенью, отвечая на адресованные ему вопросы:

— Нет!.. Нет!.. Я не хочу… Франция, да оградит нас от нее Господь!.. Ты желаешь этого?.. Умоляю тебя, останься!.. О, останься!..

Он заламывал руки в исступлении, его крики доносились до самых дальних комнат королевских покоев:

— Мария Луиза! Останься!.. Останься!.. Я сделаю это… Не уходи! О, вернись!

Он произносил и другие фразы — их могла понять только королева после того, что она видела и слышала сама. Очевидно, призрак преследовал и его тоже. Всю ночь король ужасно кричал. Никогда прежде он не был в таком состоянии, и целых три дня Юсуфу, несмотря на его искусство, не удавалось вернуть королю покой, хотя бы на секунду погрузить больного в сон. Призрак появлялся все снова и снова, говорил с Карлом, угрожал ему или расточал нежные слова, в зависимости от того, насколько послушным был он. Юсуф уже не верил, что несчастный безумец перенесет кризис, однако через два-три дня Карл пришел в себя, опять обретя способность если не думать, то жить.

Но самое странное, что в тот же период видение преследовало и кардинала Порто-Карреро и отдавало ему те же приказания. Во всех его снах являлась королева Луиза и он слышал голоса, кричавшие ему:

— Спаси Испанию! Спаси короля!

Кардинал, разумеется, не отличался слабостью духа — такого нелегко было напугать. Он вызвал к себе исповедника, человека умного, и рассказал ему о сумеречном состоянии своего разума, как он это назвал, попросив ничего не сообщать инквизиции, иначе его сожгли бы как колдуна или, по меньшей мере, как одержимого духами.

Исповедник ответил, что не следует воспринимать случившееся слишком легко: если видение появится снова, значит, такова воля Господа и потому кардинал должен исполнить то, что ему приказано голосом призрака. Кардиналу трудно было согласиться с этим; он снова стал утверждать, что речь идет о помутнении рассудка, вызванном плохим пищеварением или переутомлением. Исповедник не возражал, но так умно повернул разговор, что убедил главу совета в своей правоте, особенно когда рассказал о случившемся с королевой (он узнал об этом от герцогини де Линарес).

Итак, все было направлено к одной цели. Кардиналу сообщили, что Карл совсем плох, и он стал ждать минуты просветления короля, чтобы начать действовать. Но стоило Порто-Карреро произнести несколько слов, как тот прервал его.

— Вы тоже, — сказал он, — вы тоже хотите, чтобы я разорил свой дом и обогатил моих врагов?

Кардинал изложил ему все свои доводы, меньше всего надеясь на справедливость и право, но выдвигая на первый план интересы государства. Карл II, рассуждавший в этот момент вполне здраво, ответил ему, что совесть не позволяет ему смириться с такой необходимостью, если только не обратиться за советом к папе; тому, что прикажет его святейшество, он подчинится немедленно, ибо не хочет ослушаться одновременно Бога и его наместника на земле.

Порто-Карреро с особым рвением принялся за дело, ведь он жаждал мести: Австрийский дом нанес ему слишком тяжкое оскорбление, чтобы он мог простить его, и ничто так не грело душу кардинала, как возможность отнять у императора Испанию. Письмо папе было написано немедленно и отправлено в тот же день.

Королева воспользовалась случаем, чтобы исполнить полученные ею приказы; она без конца напоминала королю о предложениях кардинала, о том, что сама она и король слышали распоряжения, переданные призраком Марии Луизы.

— Такова воля Небес, государь, подчинитесь!

— А если в образе любимой передо мной предстал дух тьмы, чтобы ввести меня в заблуждение? Анна, подождем ответа его святейшества; папа выведет нас из лабиринта, в котором мы оказались, и, как добрые христиане, мы подчинимся его приказаниям.

Однако видения не исчезали, и настроение короля становилось все мрачнее. Он часами просиживал в своей комнате, надеясь, как он говорил, увидеть свою Луизу, вновь обрести ее. Напрасно королева стучала в дверь, он прогонял ее, как и остальных, и требовал, чтобы его не беспокоили. Однажды Карл вышел в то время, когда его меньше всего ожидали, и закричал, что желает ехать в Эскориал, где ждет его она, там он еще лучше разглядит ее, и нужно поторопиться с поездкой.

Королева поехала с ним; король не противился этому, но и не звал ее с собой, а лишь повторял:

— Она не умерла! Не умерла! Я скоро это узнаю.

В Эскориал прибыли ночью, в непроглядной осенней тьме. Не заходя во дворец, король направился прямо в крохотные покои Филиппа II, одно из окон которых выходило на церковь. Карл довольно резко приказал королеве следовать за ним:

— Вы должны увидеть своими глазами, что происходит, чтобы не думать, будто вас обманули, и не требовать того, что вам не принадлежит.

Анна не поняла, о чем он говорит; она приписала эти слова его безумию и смиренно пошла следом за королем, радуясь, что он пожелал видеть ее рядом с собой, ведь уже давно он стал гнать ее от себя. Юсуф, главная камеристка и несколько придворных дам хотели войти в комнату вместе с их величествами.

— Нет! — резко остановил их король. — Войдет только королева, а в полночь пусть настоятель монастыря иеронимитов с тремя монахами постучат в мою дверь; сегодня вечером я не хочу видеть никого, кроме них, понятно?

Придворные повиновались: безумен король или мудр, ему всегда повинуются, он не человек, он воплощение королевской власти, самой высокой в мире силы после религии.

Карл II первым подошел к маленьким комнатам, напоминающим камеры; Анна следовала за ним. С большим трудом удалось добиться от короля согласия, чтобы Юсуф и двое-трое слуг остались в жалкой прихожей перед входом в покои. Король сразу направился в часовню и открыл окна балкона. В этот час церковь пустовала, великолепная золотая лампа освещала алтарь, и в темноте был еле различим вход в склеп. Карл преклонил колени.

— Молитесь, королева, молитесь! — сказал он Анне, к которой почти никогда не обращался на «ты», вопреки обычаю. — Этой ночью нам необходима божественная сила.

«О Боже! Что он замышляет и что здесь произойдет?» — подумала она.

Король молился вслух, отчаянно колотил себя в грудь, просил прощения за свои грехи и громкими криками призывал обожаемую Луизу, обещавшую прийти, но не явившуюся.

— Ничего! — добавил он со смирением. — Она появится, нужно подождать, еще не время.

В часовне совсем не было света; королева от страха не владела собой, зубы у нее стучали, в висках гудело, и этот гул отдавался в ушах. Наедине с безумцем в таком ужасном месте, где блуждают таинственные тени, была бы потрясена самая стойкая душа.