– Алексей Фёдорович, смотрите, трещина под кают-компанией!

Оба бросились к темнеющей на снегу полосе. И только очутившись рядом с нею, облегчённо вздохнули. Луч света, выбившись из-за неплотно закрытой двери, так улёгся на снег, что создалось полное впечатление свежего разлома.

Будь мы суеверны, это легко было бы счесть дурным предзнаменованием.

8 декабря

От камина придётся отказаться. К этому мы пришли окончательно и снова зажгли газовую плитку. Термограф немедленно отметил потепление, и фиолетовая кривая температуры поползла кверху. Но вентиляция работает плохо, и время от времени мы настежь открываем двери домика, иначе даже спички перестают зажигаться от недостатка кислорода и, зашипев, гаснут, не успевая разгореться.

Когда-то самым тёплым местом была кают-компания. Экономя топливо в домиках (у гидрологов и вертолётчиков стоят угольные печи), для кают-компании дежурные не жалели угля. Но во время полундры, когда кают-компанию таскали с места на место, внутренняя кирпичная кладка печи оказалась повреждённой.

Вернувшись из очередного полёта и разочарованно потрогав руками чуть тёплую печь, Бабенко решил заняться починкой, к ужасу дежурного, так как через несколько минут на полу образовалась гора обломков кирпича и глины. Возился он долго, упорно, не обращая внимания на довольно ядовитые замечания зимовщиков, заглядывающих порой в кают-компанию. Наконец Лёша поставил на место последний кирпич, выбросил «лишние» за дверь, набил топку дровами и, обтерев руки об унты, зажёг огонь. Сначала дым повалил из всех щелей, но вот пламя разгорелось, весело затрещали поленья, и камелёк снова вступил в строй.

Тихая морозная ночь. Неестественно большой лунный диск окружило широкое цветное кольцо – синеватое снаружи, красноватое с внутренней стороны. Это кристаллы льда, крохотные шестигранные ледяные призмы, плавающие в воздухе, преломляя лунные лучи, образовали так называемый гало.

А над горизонтом стоит яркое серебристое сияние, словно скоро должно взойти солнце. Но это всего лишь луна серебрит пар над широкими разводьями.

Тишина, как всегда, оказались обманчивой. Стоило Трёшникову и Разбашу попытаться перейти разводье (толщина льда уже достигла 25 сантиметров), как снова раздался подозрительный хруст, словно кто-то наступил на сухие сучья, и морщины трещин рассыпались по молодому льду. А там зазвенело, застонало. Началось торошение.

Закончив дневные дела, я захожу на огонёк к радистам.

Электрическая лампочка, прикрытая искусно сделанным из бумаги маленьким абажуром, бросает ровную полосу света на лежащую на столе синоптическую карту. Испещрённая линиями и цифрами, она похожа на план боевых действий. Только на этот раз наш противник – суровая арктическая природа… Наступил декабрь, а циклоны, которым давно бы пора утихомириться, то и дело обрушиваются на район, в котором дрейфует станция «Северный полюс – 3».

Трёшников сидит у стола, углубившись в изучение синоптической обстановки, время от времени чиркая спичками, чтобы раскурить погасшую трубку.

– И откуда столько циклонов в разгар зимы? – после долгого молчания говорит он, полуобернувшись к Матвейчуку. – Вот вам и «шапка холода» над полюсом.

Впрочем, мы теперь на собственном опыте убедились в её отсутствии.

9 декабря

Подвижки льда не прекращаются, хотя погода, особенно сегодня, стоит преотличная. Ярко светит луна. Небо, серебристо-синее у горизонта, постепенно темнеет к зениту, загустевая синькой там, где горит Полярная звезда.

Звонко крошится лёд. Но в часы мирного настроения природы эти звуки не производят обычного тревожного впечатления.

Однако, когда в 20:00 вертолёт вернулся после часовой ледовой разведки, выяснилось, что на 30–40 километров вокруг лагеря лёд изломан, есть много новых разводий и свежих торосистых гряд. К счастью, цел ещё аэродром подскока.

В кают-компании после ужина Курко задаёт вопрос общественности:

– Кто хочет смотреть кино?

Так как в тоне чувствуется подвох, все молчат.

– Значит, никто?

Кто-то робко говорит:

– Вообще говоря, желательно.

– Тогда пошли выкалывать кабель у места, где раньше стояла радиорубка.

Охота пуще неволи, и через некоторое время радисты уже налаживают киноустановку.

Киносеанс состоялся, но при полупустом зале. «Зареченцы» не рискуют уходить надолго от своих жилищ, а вертолётчики, изрядно намёрзшиеся за день с машиной, предпочитают отдых в спальных мешках.

10 декабря

Давление полетело вниз. Этот угрожающий симптом, каждому из нас ставший теперь понятным, заставляет насторожиться. Очередные ледовые неприятности начались как по расписанию. Трещина, прошедшая у нас под домиком 1 декабря, разошлась на 10 метров, и на осколок старой льдины теперь не попасть. Снова придётся ждать, но надо привыкать к этому, если учесть, что впереди ещё несколько месяцев. Недаром полярные авторитеты считают, что терпение – одно из важнейших качеств арктического исследователя.

Вода уже успела покрыться густым «салом» – первым тонким ледком, но она необычно беспокойна. Она колышется, словно кто-то прижимает её, стараясь выдавить на поверхность. Дурной признак – стало быть, поля продолжают непрерывно двигаться.

Где-то на юго-западе от лагеря тоже начало торосить. Гул то нарастает, то, постепенно ослабевая, стихает, будто ледяные поля, наползавшие друг на друга, замерли, выбившись из сил. Тогда наступает тишина, ещё более суровая и грозная.

Продержится ли обломок поля, на котором мы расположились временным лагерем, до того времени, пока удастся перебраться на более надёжное место? Этот вопрос настолько заботит всех нас, что после каждой подвижки льда мы внимательно обследуем наш ледяной остров.

Вот и сегодня после ужина несколько человек уходят в обход.

Время от времени слышатся предостерегающие возгласы идущих впереди:

– Осторожно, трещина!

Мы не торопясь продвигаемся вдоль «берега» разводья, которое успело расшириться до 30 метров. Ветер гонит по нему чёрные волны, от которых разводье выглядит ещё более зловеще.

Яцун, Курко и я пошли обследовать трещину, прошедшую 1 декабря под нашим домиком.

– Да, если бы она тогда разошлась сразу так широко, хорошая была бы ванна. Бр-р… Холодно даже от такой мысли. Как ты считаешь, Женя?

Яцун кивает головой, но не знаю, ответ ли это, так как он уже занялся установкой факелов для очередных киносъёмок – и всё остальное в мире для него не существует.

– Пожалуй, даже хорошо, что она разошлась, – раздаётся голос подошедшего Канаки. – Не разойдись она, может быть, мы жалели бы, что зря с места сорвались.

За разговором мы незаметно подошли к полосе старого аэродрома. Беспорядочно наваленные груды торосов переметены рыхлым снегом. Что там за ними? Комаров было сунулся выяснить это и тут же по пояс провалился в трещину. Мы бросились на выручку, но, к счастью, воды внизу не оказалось, и Михал Семёныч отделался только лёгким испугом.

Пришлось от этой рискованной затеи отказаться. Мы выходим на укатанное аэродромное поле. По такой дороге двигаться нетрудно, но дующий навстречу резкий ветер заставляет нас время от времени поворачиваться к нему спиной