по снегу, ныряет в трещины, перескакивает с торосины на торосину. Странно мирно выглядят они сегодня.

Всё вокруг дремлет в непроглядной мгле, но на юге из-за горизонта выглянул багровый краешек долгожданной луны. Мы вернулись к ужину, нагуляв аппетит и порядком промёрзнув. Прогулка на сорокаградусном морозе с ветром – удовольствие сомнительное.

Карабин нам не пригодился, а свет фонарей показал, что в окрестностях лагеря, тёплые огоньки которого манили нас издали, подвижки льда вот-вот могут повториться. И тогда эти огоньки должны будут переместиться ещё дальше.

В кают-компании стало сыро, холодно, хотя печь пышет жаром.

– Не сходить ли нам, Саша, за остатками угля в старый лагерь? – говорю я Ефимову, обнаружив, что последний кусок угля в кают-компании уже исчез в топке.

Он охотно соглашается, хотя к прогулкам в сторону от жилья ещё не очень привык и не питает к ним никакого пристрастия. Прихватив сани, мы трогаемся в путь. Старый лагерь представляет собой мрачное зрелище. Чернеют на снегу разбросанные ящики, грузы, не требовавшие первоочередного спасения. Не видно привычных очертаний домиков, не слышно голосов. Одинокие брошенные палатки, запорошённые снегом, сиротливо белеют во мраке. В котлованах из-под домиков – огромные комья снега, словно в воронках из-под снарядов. Настоящее поле битвы. Как-то щемит сердце при взгляде на эту картину запустения. Когда сани, гружённые углём, снова останавливаются у дверей кают-компании, мы облегчённо вздыхаем.

Пока мы путешествовали, как и следовало ожидать, снова на юго-востоке «заговорил» лёд. Скрежет и лязг всё сильнее нарастали, продвигаясь к юго-западу. Как передать этот голос льда? Словно тысяча поездов проходит где-то невдалеке, наполнив воздух рокотом и гулом.

Звуки торошения приближаются, и порой кажется – они уже совсем рядом. Вот ухнуло, зазвенело, будто на землю швырнули огромные стёкла. Набросив куртку, снова бегу с фонарём к ближнему разводью. Если его начнёт торосить, мне как дежурному надо будет поднимать тревогу. Но, к счастью, здесь всё спокойно. Гладь молодого льда нетронута. Я стою долго, шаря лучом по противоположному берегу, а от домика метеорологов в направлении звуков быстро удаляются огоньки – это Матвейчук и Кучуберия. Они тоже отправились на разведку со своей стороны льдины.

Поднялась луна, осветив мертвенно-жёлтым светом бескрайние недвижные пространства. Но на какое время хватит этого покоя? Синоптические карты не сулят ничего хорошего. Антициклон захватил огромную область от Архангельска до Дальнего Востока, зато над Ледовитым океаном гуляют во всех направлениях циклоны.

– Даже смотреть не хочется на синоптическую карту, – говорит Трёшников.

Матвейчук только плечами пожал и улыбнулся:

– Не я делаю погоду.

Результат сегодняшних измерений глубины – 1473 метра, координаты – 88˚14' северной широты, 59˚26' западной долготы. Стало быть, мы всё ещё дрейфуем над хребтом Ломоносова.

Но ни полярная ночь, ни пурга, ни торошения не в силах нарушить чёткого ритма жизни станции. Все научные наблюдения проводятся в том же объёме, что и в светлые летние дни, когда круглые сутки ласково светило незаходящее полярное солнце. Даже Яцун то и дело устанавливает факелы для киносъёмки, торопясь пополнить кинофонд для будущего фильма.

5 декабря

Чем сильнее морозы, тем больше одёжек появляется на нас. Под привычную суконную куртку, уже изрядно потёртую и засаленную, снова пришлось надеть толстый свитер. Морозы стоят такие, что даже газ из баллона перестаёт испаряться. Вопреки правилам безопасности, их приходится предварительно слегка подогревать с помощью паяльной лампы.

Попытки осушить кают-компанию не дают результата. Весь вчерашний вечер Лёня Разбаш жёг авиационную лампу подогрева, а потом с трёх стен сорвал окончательно отсыревшие и заплесневевшие обои. Но сегодня к обеду снова выступила сырость.

6 декабря

За стеной разыгралась метель, и её шуршанье становится всё сильнее и настойчивее.

Из какого-то домика слышится стук молотка, визг расшалившегося щенка, коротко ухает «лягушка» аэрологов, корпящих в продуваемой со всех сторон палатке, – там идёт подготовка к выпуску очередного радиозонда.

Сегодня вывесили газету. Она получилась какой-то особенно красочной, а поэма Анатолия Даниловича Малкова «Кому живётся весело, вольготно в СП-3, иллюстрированная Ольгердом Змачинским, приносит ему лавры на стезе «эпической поэзии».

7 декабря

После завтрака должен был прийти на медицинский осмотр Георгий Матвейчук, но его почему-то нет. Ждать надоело, и я, ворча, иду в кают-компанию. Но и там его нет. За столом один Попков. Он медленно попивает чаёк, вопреки обыкновению, не торопясь.

– Георгий Иваныч не приходил? – спрашиваю я, усаживаясь рядом.

– А он и не придёт, – меланхолично отвечает Николай Евдокимович.

– То есть как не придёт?

– А очень просто. Трещину развело на 10 метров.

Вот это новость! А мы-то собирались с завтрашнего утра начать строительство дороги через бывшее разводье. Природа предупредила наши планы. Теперь обе половины лагеря снова разделяет широкая полоса воды.

Ко второй половине дня трещину развело метров на сто пятьдесят, и над ней стоит облако пара. Оно клубится, то поднимаясь, то опускаясь. Зловещее, чёрное, словно живое. Вертолёт уходит в воздух, приняв на борт Попкова и обед для «Замоскворечья», приобретающего постепенно всё большую и большую автономию.

Весь рейс занимает минут десять – пятнадцать, и Бабенко, приведя машину назад, тотчас же снова уходит в полёт, захватив с собой Трёшникова. Они долго летают вокруг лагеря, и мы внимательно следим за красным глазком сигнального фонарика, плывущим в сумраке где-то над краем льдины. Когда Трёшников появляется в дверях радиорубки, мы внимательно вглядываемся в его спокойное лицо. Но и по этому признаку ещё не всегда можно судить о результатах ледовой разведки. Терпеливо ждём, когда он наконец расскажет, что же им удалось обнаружить во время облёта.

– Ну что ж, – говорит он, – придётся теперь ждать. Трещина уходит на север, и, видимо она пересекла весь ледяной массив, так как конца её в том направлении и не видно. Зато на юго-западе она кончается метрах в восьмистах от станции. Там, при большом желании, можно перебраться к соседям. Вокруг нас, вероятно, есть неплохие поля, вид их внушает доверие, насколько это можно разобрать с вертолёта…

Вечером Трёшников и Разбаш испытали несколько неприятных мгновений. Они шли из старого лагеря, мечтая поскорее отдохнуть и согреться, как вдруг Лёня