То, что Фулбрайт проголосовал за поправку Морса, свидетельствовало о его открытом разрыве с Джонсоном. Он чувствовал себя обманутым, поскольку, несмотря на все заверения Джонсона, страну втянули в активные боевые действия, и однажды ему пришлось признать, что он более всего в жизни сожалеет о той роли, которую сыграл в принятии Тонкинской резолюции. Теперь, в январе — феврале 1966 года, он организовал транслировавшиеся по телевидению шестидневные слушания в сенатском Комитете по международным отношениям. Это была первая серьезная публичная дискуссия на официальном уровне, посвященная американской интервенции во Вьетнаме. В то время не в полной мере оценили сам факт этой дискуссии и то, что в ней затронули такие фундаментальные проблемы как неоправданные «обязательства», национальные интересы, диспропорция между усилиями и интересами, а также зарождающееся осознание того, что Америка сама себя разоблачает. Госсекретарь Раск и генерал Тейлор выдвигали убедительные доводы в пользу администрации; посол Джордж Кеннан, генерал Джеймс М. Гейвин, сам Фулбрайт и еще несколько человек выступали от лица недовольных.

Госсекретарь Раск, как всегда, настаивал на том, что Соединенные Штаты несут «ясные и прямые обязательства» по обеспечению защиты Южного Вьетнама от «внешнего нападения», следуя уставу СЕАТО и содержанию письма, которое Эйзенхауэр направил Дьему; все это превращает вмешательство в конфликт в «наш непреложный долг». С характерной для истинно верующего изобретательной риторикой он утверждал, что «незыблемость наших обязательств абсолютно необходима для защиты мира во всем мире». Сенатор Морс обрушился на эти обязательства с резкой критикой, приведя в качестве аргумента слова Эйзенхауэра о том, что он «никогда не давал согласия на какие-либо односторонние обязательства перед правительством Южного Вьетнама». Тогда Раск отступил на запасную позицию и стал утверждать, что Соединенные Штаты «уполномочены» СЕАТО вмешаться в конфликт и что эти обязательства являются следствием политических заявлений последующих президентов и подкреплены ассигнованиями, за которые проголосовал Конгресс. Отвечая на вопросы, генерал Тейлор признал, что касательно применения наземных войск «взятые нами обязательства, разумеется, стали выполняться только весной 1965 года».

Относительно соблюдения национальных интересов Тейлор утверждал, что Соединенные Штаты «кровно заинтересованы» в этой войне, хотя и не определил, в чем именно состоит этот интерес. Он заявил, что коммунистические лидеры в своем стремлении завоевать Южный Вьетнам надеялись ухудшить позиции США в Азии и доказать эффективность ведения национально-освободительных войн, заставив Соединенные Штаты признать свою «обреченность на поражение». Фулбрайту пришлось поинтересоваться, не считает ли Тейлор, что война за независимость Америки не была национально-освободительной войной?

У генерала Гейвина попытались выяснить, стоит ли Вьетнам вложенных в него сил и средств, учитывая необходимость выполнять обязательства, взятые Америкой в отношении множества других стран. Он ответил, что «мы одержимы» собственной идеей и что предполагаемая численность войск в полмиллиона человек, «снижающая наши возможности в других местах», означает, что администрация утратила чувство меры. Южный Вьетнам попросту не имеет такого значения.

Выдвинутые противниками войны обвинения в «слабости» и отсутствии воли (сегодня реанимируемые ревизионистами 1980-х) кратко затронул генерал Тейлор, напомнивший о том, что французское общественное мнение отвергло войну, поскольку та продемонстрировала собственную «слабость». На это сенатор Морс заметил, что «пройдет слишком много времени, прежде чем американский народ отречется от нашей войны в Юго-Восточной Азии», подобно французам, и не будет ли это проявлением «слабости»?

Весьма разумно рассуждая, посол Кеннан поставил на повестку дня вопрос о саморазоблачении. Он заявил, что успех в этой войне не имеет никакого смысла, даже будь он достижим. Причина в уроне, который наносит картина того, как Америка причиняет «серьезный ущерб, ломая жизни бедных и беспомощных людей, в особенности людей другой расы и с другим цветом кожи… Это зрелище вызывает ответную реакцию миллионов во всем мире, что чрезвычайно вредно для того образа, с которым, как мы хотели бы, они связывают свои представления о нашей стране». Большее уважение можно заслужить «твердым и мужественным искоренением ошибочных позиций», а не упорно их отстаивая. Он привел изречение президента Джона Куинси Адамса о том, что где бы в мире ни распустился цветок свободы, «там будет сердце Америки… но ей не надо искать за границей чудовищ, которых следует уничтожать». Под преследованием чудовищ Кеннан понимал бесконечные войны, в которых «фундаментальная аксиома американской политики незаметно будет переходить от свободы к силе». Более горькой правды на этих слушаниях не прозвучало.

Несмотря на все эти высказывания, слушания Фулбрайта не стали прелюдией к реальным действиям, единственным из которых могло быть только голосование против выделения ассигнований — или хотя бы вдумчивое исследование текущей американской политики. Вопрос о долгосрочных последствиях «президентской войны» был сформулирован только после этих слушаний, в преамбуле Фулбрайта к одной из опубликованных в печати версий. Причиной молчаливого согласия на «президентскую войну», писал он, была убежденность, что правительство обладает секретными сведениями, которые дают ему особое понимание того, как следует строить политику. И дело не только в том, что подобная позиция вызывает сомнения, но и в том, что главные политические решения принимались, «исходя не из доступных фактов, а из досужих суждений», причем по своей глубине суждения политиков мало чем отличались от суждений любого здравомыслящего гражданина. Конгресс и граждане могут судить о том, «отвечает ли их общим интересам, как интересам нации, массированное перераспределение и уничтожение людских и материальных ресурсов».

Хотя Фулбрайт выявил основные проблемы войны, он все же был преподавателем, а не лидером и сам оказался не готов отдать свой голос «против», когда от него многое зависело. Когда через месяц после слушаний Сенат санкционировал выделение 4,8 миллиарда долларов из резервных фондов на войну во Вьетнаме, против этого законопроекта проголосовали всего два честных оппозиционера — Морс и Грюнинг. Фулбрайт проголосовал заодно с большинством.

Как раз в это время мнение о том, что правительство знает ситуацию как нельзя лучше, высказал губернатор Нельсон Рокфеллер, который после возобновления бомбардировок сделал следующее заявление: «Все мы должны оказать президенту поддержку. Он является тем человеком, который обладает всей полнотой информации и всеми знаниями о том, с какими трудностями нам предстоит столкнуться». Это весьма удобная позиция, которая освобождает от необходимости отстаивать собственную точку зрения. Обычно она является непродуктивной, особенно в международных делах. После двух десятилетий исследований Гуннар Мюрдаль пришел к выводу, что «обычно иррациональная мотивация оказывает гораздо большее влияние на решения в области внешней политики», чем на внутриполитические решения.

Результаты проведенных после Второй мировой войны исследований экономистов и специалистов в других областях знания показали, что стратегические бомбардировки на европейском театре военных действий (в отличие от тактических бомбардировок при взаимодействии с наземными войсками) не приносили желаемых или ожидаемых результатов. Они не смогли серьезно ослабить физические возможности Германии сражаться и не заставили ее раньше времени пойти на уступки. Эти исследования выявили чрезвычайную быстроту восстановления разрушений и отсутствие какого-либо падения морального духа. На самом деле бомбардировки смогли поднять моральный дух. В марте 1966 года, когда операция «Раскаты грома», на осуществление которой первоначально отводились три месяца, продолжалась уже более года и явно не «сломила волю» противника, группа известных ученых Массачусетского технологического института и Гарварда, среди которых были и те, кто проводил упомянутые исследования, предложила объективно оценить результаты бомбардировок Вьетнама. Получив заказ от Института исследований в области обороны, группа под кодовым названием «Язон», состоявшая из 47 специалистов различных научных дисциплин, в течение десяти дней проходила инструктаж в министерстве обороны, Госдепартаменте, ЦРУ и Белом доме. За этим последовали два месяца технических исследований. Группа пришла к заключению, что воздействие бомбардировок на волю Северного Вьетнама сражаться и на оценку Ханоем стоимости продолжения войны «не проявилось сколько-нибудь заметным образом». Бомбардировки не привели к серьезным затруднениям в сфере коммуникаций, транспорта и экономики в целом и не понизили моральный дух вьетнамцев. Исследователи не обнаружили никаких оснований для заключения, что «в этих аспектах косвенное карательное воздействие бомбардировок окажется решающим».