Грета выглядела овечкой. — Они защищают меня, но иногда они ведут себя хорошо.

Конечно, я была прав, я уже чувствовал, как кучка Фальконе загудела от злости, когда мы с Гретой вошли в комнату. Они, наверное, сразу бы допросили ее, если бы в этот момент мои старые тетушки не вошли в бальный зал, неся простыни, как будто они были сокровищем, добытым с таким трудом.

Окровавленная простыня протянулась между ними, когда они повернулись к толпе. Я взглянул на Фальконе. Невио медленно стоял, вытянув нож, пока Массимо наливал жидкость из фляжки на полотняную салфетку, которую Невио проткнул лезвием, а Алессио поджег ее зажигалкой. Грета проследила за моим взглядом, как и некоторые другие, например, мой отец, Маттео и Римо.

Никто ничего не сделал.

Невио с практической точностью провел ножом по комнате, прорезав простыню и дав ей вспыхнуть.

Мои тети и другие женщины, находившиеся рядом, закричали и уронили горящую простыню.

Вскоре загорелся и ковер.

— Если кто-то все еще хочет увидеть кровь, он может прийти ко мне, и я покажу ему его собственную! — крикнул Невио, пока огонь распространялся по ковру.

С воем включилась пожарная сигнализация, и через мгновение из разбрызгивателей над нашими головами полилась вода, погасив огонь и обдав нас холодной водой.

— Я так и знал, — пробормотал я.

Грета смотрела на меня со смущенной улыбкой, ее волосы прилипли к лицу. Вскоре ее платье стало прозрачным. Я снял пиджак и накинул его ей на плечо.

— Знал, что с тобой никогда не будет скучно.

Грета засмеялась, и мы вместе наблюдали, как большинство гостей начали спешно покидать зал.

Невио присел на край стола и поднял за нас тост с помощью фляжки, прежде чем сделать глубокий глоток. Он выглядел так, словно у него все еще было похмелье после прошлой ночи. Пока он не создавал больше проблем, чем сейчас, я мог с этим смириться.

Все, что сейчас имело значение, это то, что Грета стала моей женой и что завтра мы отправимся в медовый месяц в Испанию.

Я поставил нашу яхту на якорь возле бухты, которая должна была быть одной из самых красивых на Ибице. Последние двадцать четыре часа мы путешествовали по Средиземному морю. Я направился к носу яхты и стал наблюдать за людьми, отдыхающими на пляже или плещущимися в прозрачно-голубом океане.

Многие из них были раздеты догола. Это была Ибица. Я покачал головой с язвительной улыбкой. Послышался мягкий звук шагов, и моя улыбка расширилась.

— Не терпится окунуться, — сказала Грета. Я был рада, что

Римо настоял на том, чтобы она научилась плавать после того, как прыгнула в Гудзон. Я повернулся и замер. Грета была полностью обнажена, каждый ее великолепный дюйм. Соски розового цвета топорщились, а треугольник мягких локонов на ее бугре дразнил меня.

— Я думал, ты хочешь отправиться на пляж? — сказал я, не в силах оторвать взгляд от своей великолепной жены.

Грета кивнула, ее взгляд устремился мимо меня на побережье. — Это нудистский пляж.

Одержимость зарычала в ярости. — Ты не будешь ходить голой ни перед кем, кроме меня.

Грета наклонила голову в своей задумчивой манере, ее темные брови сошлись, и улыбка заиграла на ее сердцевидном рту. — Это просто кожа и волосы на теле и ничего не значит. Это не меняет того, что я твоя.

Я подошел к ней и взял ее лицо в свои руки, прежде чем поцеловать ее рот. — Моя. Только моя. Я не хочу, чтобы кто-то видел тебя, кроме меня.

— Амо, — начала Грета, но я заставил ее замолчать еще одним поцелуем, а затем опустил голову и взял один сосок между губами, резко втянул его, а затем прошептал. — Мое.

Я опустился на колени и покрыл поцелуями каждый сантиметр ее живота, затем ниже. — Мое.

Она прислонилась к перилам, держась за мою голову, и ее губы разошлись в тихом стоне, когда мой язык проник между ее складок, чтобы получить мой самый первый вкус за день. Некоторое время я дразнил ее таким образом, лишь слегка касаясь ее чувствительного узелочка, но так и не дав ей того, что ей было нужно.

Я отстранился и заглянул в ее горящие похотью глаза. — Покатайся на моем лице.

Ее пальцы на перилах сжались, и она поднялась на цыпочки, мышцы ее ног напряглись, прежде чем она полностью опустила свою киску к моему жаждущему рту.

Мягкость ее киски напротив моего рта заставила меня застонать. Грета тихо застонала, когда я погладил ее пухлые губы, прежде чем раздвинуть их, желая почувствовать более глубокий вкус.

В тот момент, когда ее сладость расцвела на моем языке, мой член дернулся, и я застонал.

— Амо, — прошептала она в благоговении, как всегда, когда я поклонялся ее киске, что я делал очень часто. Мне нравилось все, когда я ел ее, ее вкус, мягкость ее складок, ее стоны, поток соков, когда она кончала.

— Мне нравится, когда ты это делаешь. Все мое тело словно разлетается на миллион кусочков от этих ощущений, но я не боюсь, потому что знаю, что ты удержишь меня вместе.

Я буду, до последнего вздоха.

Мой язык двигался быстрее, и Грета начала раскачиваться, почти как в трансе. Она отпустила поручень, балансируя на цыпочках в течение на мгновение почти зависла в воздухе, прежде чем мои руки поднялись вверх и наши пальцы сплелись. Она закрыла глаза, откинув голову назад, доверяя мне, что я поддержу ее, пока буду доставлять ей удовольствие. Она полностью расположилась на моем лице, позволяя моим губам полностью обхватить ее киску, а моему языку глубоко трахать ее. Грета выгнула спину, ее пальцы сжались на моих, и из ее тела вырвался крик, который я не ожидал услышать от такой хрупкой на вид особы. Она раскачивалась вперед-назад, и ее похоть капала на мой язык. Я с жадностью слизывал ее, пока ее качания не замедлились и в конце концов не прекратились совсем,и целовал каждый дюйм ее киски и внутренней поверхности бедер, прежде чем позволил ей прислониться спиной к перилам. Я вскочил на ноги и спустил боксеры, затем небрежно отбросил их, поднял Грету на перила и раздвинул ее ноги своими бедрами. Грета обхватила