– Нехорошо получилось, – искренне огорчился Иван,впрочем, добавив про себя: «Да пусть это у тебя в жизни будет самое большоенесчастье… капитан». И похлопал участкового по плечу. – Заживёт. Главное,педерастом не сделали.

«Хотя один раз – не педераст».

Насчет депутатовых помощничков – а вот это, пожалуй, можнобыло даже предугадать. Избранников народа без «крыш» у нас нынче, говорят, небывает. Надо же им, избранникам, деликатные проблемы решать. А то как же.

– Так, значит, ошибку свою признаёшь? – От полнотычувств участковый высморкался на забор, прямо на безнадёжно устаревшую надпись«Борис – борись!». – Тогда живи. Я ведь увидел тебя, обрадовался страшно,ну, думаю, ща гада и пристрелю. А ты, оказывается, человек. Живи, короче.

– Вот спасибо, – буркнул Иван. Происходившееначало ему надоедать.

– Спасибом не отделаешься. По такому случаю выпитьнадо! – Просияв, Андрон Кузьмич сделал приглашающий жест в сторону общественноготуалета, надземная часть которого виднелась за ближайшим углом. От перспективыраспивать спиртное с Собакиным в таком заведении (откуда, спрашивается, браланачало вонючая река на асфальте?..) Кудеяра, мигом вспомнившего далёкие джунглии яму с дерьмом, внутренне передёрнуло, но он ничем своего отвращения непоказал. – Пойдем, – продолжал Собакин, – махнём по сотке запримирение. Петухов с Евтюховым завсегда мне рады… Особо с ранья…

Да, понижение в чине здорово его подкосило. Если следоватьлогике фамилии, то раньше был он похож на уверенного в себе, кормлёногодомашнего пса. А теперь начал смахивать на уличную дворняжку, именуемую внароде «кабсдохом»…

– Евтюхов? – Скудин сразу вспомнилумельца-сантехника. И решил, что неожиданная встреча может оказаться не так ужи бесполезна. – Что ж, раз такое дело… пойдём. Может, у него и сапогирезиновые найдутся?

Толкать в ботинках «Волгу» из текучего дерьма ему что-то неулыбалось.

– У него как в Греции: всё есть! – авторитетнозаверил Собакин и первым ступил на то, что при жизни называлосьасфальтированной дорожкой. Сквозь широкие трещины густыми пучками торчалажухлая трава. – А тебя вообще-то каким ветром сюда занесло? Опять небось впятьдесят восьмую, к Поганке? Только опоздал ты, теперь там такое чувырложивет, Господи упаси…

В сортире – естественно, не там, где горшки, а в комнатеперсонала – было густо накурено, жарко натоплено и по-своему уютно. Трещалидровишки в печурке-буржуйке, отсветы огня весело играли на стенах, а в воздухевитал… аромат революции. Или, если хотите, пира во время чумы. Помимосъестного, пахло окалиной, горелым паркетом и – едва заметно – дерьмом.

– Здорово, хозяева. – Скудин тщательно вытер ногио коврик-половичок. – Мир этому дому.

Несмотря на полумрак, он сразу начал узнавать обстановку.Вот мягкий уголок из кабинета академика Пересветова, изготовленный на заказ вШвеции. Европейский дизайн, карельская береза, кожа особой, очень мягкойвыделки… И так далее, и тому подобное. В целом сортир оказался обставлендобротно и даже несколько крикливо. Чувствовался размах, тяга к варварскойроскоши и нездоровое стремление к постмодернистской цветовой гамме.

– Какие люди! – Увидев Собакина и его гостя,Евтюхов с достоинством покинул кресло (компьютерное, на колесиках), поручкалсяс вошедшими и повернулся к маленькому тщедушному человечку в дорогом, настоящемадидасовском, спортивном костюме. – Помнишь, Филя? Ну, я рассказывал?Мужик к бабе трахаться с кагором пришёл?.. Ты не верил ещё? Вот он тебе, этотмужик, собственной персоной. Сам его и спроси.

– Туалетчик Петухов. Филистрат Степаныч. –Человечек улыбнулся, протянул костлявую лапку и с откровенным интересомвоззрился на Ивана. – Так вот вы, значит, какой! Ну что, давайте-ка,братцы, к столу! Чем богаты, тем и рады. Слава Тебе, Господи, не кагор пьём!

Да уж, не кагор. Водочку. Опять же шведскую,черносмородиновую. Марки «Абсолют». Из хрустальных фужеров парадного сервиза,принадлежавшего некогда всё тому же академику Пересветову. На дорогой посудегромоздилось сало, благоухали ломти колбасы, желтел голландский, со слезой,сыр. Плавали в рассоле черемша и чеснок, покоился на фаянсе аккуратночетвертованный хладнокопчёный окунь, горой лежали огурцы, корейская капуста иморковь. На печке закипал коллекционный, голубого парцелана чайник, на еготонких, как лепестки, боках играли призрачные переливы.

Вот тебе и сортир.

– Да, умеете вы, мужики, жить, – похвалил Скудин.Уселся за стол и сразу перевернул свой фужер вверх ножкой. – Чур, безобид, машину скоро вести. А вот чайку в самый раз бы, простыл где-то, знобит.

Никто на него не обиделся. Петухов разлил водку» и прозвучалтрадиционный тост:

– Чтобы у наших детей были крутые родители!

Выпили. Закусили. Поговорили про баб. Собакин вспомнилКлавдию Киевну, и Кудеяр с ним согласился. Женщина в самом деле быланезабываемая. Петухов вновь наполнил фужеры.

– Ну, братцы, давайте, чтобы и у ваших внуков быликрутые родители.

Похоже, он не собирался останавливаться до девятого колена.

Снова выпили, снова крякнули, снова закусили, и Иван поновой катанул пробный шар.

– Да, хорошо у вас, мужики. Сразу чувствуется, хозяева.Умеете жить.

В самом деле: это ж надо исхитриться столько всего уперетьиз здания, задраенного, кажется, насмерть! Да через трёхметровый бетонныйзабор!.. Стальную входную дверь, помнится, по всему периметру заварили,стеклопакеты до седьмого этажа бронированные, стены – такие, что и пластидом[164] не очень-то возьмёшь… Умельцы!

– Жить хорошо, а хорошо жить ещё лучше, – вспомнилПетухов всенародно любимый фильм. Вытащил из шкафа очередную бутылку, принялсяотворачивать пробку. – Главное, не ждать милостей от природы, а всё своёбрать самим. Вот мы и не ждём. Там, – он ткнул рукой в сторонубашни, – на наш век добра хватит…

Говоря так, он быстро и с филигранной точностью разлилводку. Сразу чувствовалось мастерство, отточенное практикой. Многолетней ипостоянной.

– Ещё и деткам останется. – Величаво кивнув,Евтюхов опрокинул ёмкость, выдохнул и сунул в рот зубчик чеснока. – Нынчеведь как? Не украл, значит, дурак. Не понял сути реформ. Так мы что, пальцемделанные?

– Вы бы, ребята, хоть меня постеснялись. – Собакинзалпом прикончил водку, посуровел, нахмурил брови и мрачно, глядя исподлобья,принялся жевать сало. – Я ведь как-никак при исполнении. При форме, опятьже.

– А что это ты, Андрон Кузьмич, нам взялся ротзакрывать? Перед посторонними-то людьми? – От обиды Петухов дажевсхлипнул, задышал и стал напоминать хорька, готового вцепиться вглотку. – Или обижен чем? Или память отшибло? Чего тебе не хватает? Мебелязаграничные – пожалуйста! Телевизор с видео – нет проблем! Кампутер любой навыбор – извольте бриться! А доля денежная с продажи на барыге? Это как же, а?Ой, верно говорил мне родитель: «Запомни, Трат, мент должен нож носить вспине…»