Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В этой книжке он зарисовал древние фрески и барельефы. Мы предполагаем, что там он столкнулся с высшим одержанием, потому что следующие страницы заполнены вредоносными заклинаниями и бессвязными словами. Кроме того, на них есть рисунки, связанные с поклонением Сатане, — чудовищное существо, которое стоит посреди круга из свечей, мучения душ и поля крестов. Это выглядит так, словно загадочная сила, осуществившая высшее одержание, переиграла отца Карцо и завладела его умом.
Но на последнем рисунке изображено другое. На нем нарисована трагедия, которая произошла несколько дней назад в Геттисберге и о которой отец Карцо не мог знать.
— Что это за трагедия?
Кроссман протягивает Валентине книжку, доставленную из лесов Амазонки. Отец Карцо нарисовал в ней четырех монахинь, распятых в склепе, и в центре — пятый крест, к которому прибита обнаженная молодая женщина. Внизу страницы священник написал красными буквами:
Мария Паркс должна умереть.
Сознание Марии постепенно отделяется от старой замурованной монахини. Запах воска рассеивается. Она узнает запахи селитры и плесени, которые ощущала в начале транса, слышит, как трещит в темноте факел отца Карцо. Мария плавно и постепенно приходит в себя, она снова в подземелье монастыря Больцано. Но при этом ей кажется, что ее руки продолжают ощупывать стену укрытия матери Изольды. Она как будто по-прежнему замурована вместе со старой монахиней и в то же время сидит на этой каменной скамье и просыпается. Не открывая глаз, Мария кашляет, чтобы прочистить пересохшее горло, и произносит:
— Альфонсо, я знаю, где евангелие.
— Я это тоже знаю, — говорит Карцо.
Услышав его голос, Мария вздрагивает. Этот голос стал ниже, серьезнее, мелодичнее — и холоднее. Что-то изменилось. Мария чувствует другой запах — запах склепа. Она открывает глаза. Отец Карцо стоит перед ней. Он накинул на голову капюшон, чтобы скрыть лицо. Его глаза блестят в темноте.
— Я приветствую вас, Мария.
Молодая женщина леденеет от ужаса: она узнает голос Калеба. Она пытается вынуть пистолет из кобуры, но чувствует, что не может двигаться. Ее веки снова закрываются. Где-то в глубине ее сознания руки матери Изольды ощупывают стены укрытия.
Стюарт Кроссман сидит в Кастелламаре-ди-Стабия на террасе ресторана у берега моря и любуется Неаполитанским заливом. Два часа назад, сразу после встречи с Валентиной Грациано, консьерж того отеля, где остановился Кроссман, сообщил ему, что на ресепшене его ждет срочная почта. Это было письмо на английском языке:
У братства Черного дыма есть слабое место.
Если вы хотите знать какое,
Будьте через час
На террасе ресторана «Фраскати»
В Кастелламаре-ди-Стабия.
Не обращайтесь в полицию.
Не теряйте времени зря.
Приходите один.
Кроссман медлил лишь несколько секунд. Потом он отдал приказ зафрахтовать частный реактивный самолет, который ждал его в римском аэропорту Чампино. Через сорок пять минут он выходил из самолета в аэропорту Неаполя и садился в лимузин, чтобы ехать в Кастелламаре-ди-Стабия.
Ресторан «Фраскати» был открыт в час, когда все остальные заведения на берегу моря уже давно закрылись. Кроссман приказал расставить вокруг него пятнадцать своих людей. Внутри никого не было. Кроссман сел за один из столиков на террасе и теперь ждал.
В его наушниках прозвучал короткий сигнал, а потом один из его подчиненных сообщил ему, что к пляжу только что пристала лодка марки «Зодиак».
— На борту пять человек, один из них старик. Они вооружены. Что делать?
— Не трогать их.
Снова звуковой сигнал.
— Будьте осторожны: они приближаются.
Кроссман различает в свете уличных фонарей очертания пяти фигур. Четверо крепких мужчин, пятый — согнутый и скрюченный. Он хромает, и здоровяки поддерживают его.
— Лидер, говорит Снайпер-1. Вижу цели.
Кроссман переводит взгляд на крышу другого ресторана, где сидит снайпер номер один. Старик и его телохранители уже на расстоянии тридцати метров. Директор ФБР снимает свой пистолет с предохранителя и под столом вынимает его из кобуры.
— Лидер, говорит Снайпер-1. Жду ваших указаний.
Кроссман сдвигает брови, всматриваясь в пятерых, когда они проходят под фонарем. В пятне света становится видно лицо старика.
— Снайпер-1, не стреляйте!
— Подтвердите, Лидер.
— Подтверждаю: ни в коем случае не стреляйте.
Старик уже совсем рядом. Его охранники остаются на набережной, а сам он, опираясь на трость, поднимается по ступенькам на террасу ресторана. Он улыбается и садится за столик Кроссмана.
— Добрый вечер, Стюарт.
— Добрый вечер, дон Габриэль.
Мальтийский пролив, 4 часа
Кардинал Джованни стоит на носу рыболовного судна, которое плывет вперед под грохот усталого двигателя. Он поднимает взгляд к усыпанному звездами небу. Луна такая большая, что освещает ночь странным золотистым светом. Молодой кардинал глядит на далекие берега Мальты. Еще час пути, и старое судно придет в порт Ла-Валлетты. Перед этим рыбаки должны, для отвода глаз, забросить сети в море в нескольких километрах от берега. Только после этого люди дона Габриэля смогут высадить на берег своего подопечного.
Джованни опускает руку в карман своей сутаны и ощупывает конверт из Лацио-банка. В конверте лежит прозрачная пластиковая карта с защищенной микросхемой. На ней записаны код из одиннадцати цифр, открывающий вход в банк, и комбинация чисел, окрашенных в различные цвета, — пароль для идентификации счета. Еще один код, состоящий только из букв, открывает сейф Вальдеса; это надпись, которая выгравирована на обратной стороне креста Бедных. Сам крест кардинал-агент Ватикана в братстве Черного дыма вложил в свою посылку. Крест тяжелый, украшен рубинами и висит на серебряной цепочке. Джованни надел его себе на шею. Остается лишь надеяться, что хранящиеся в сейфе досье стоят потери единственного агента, которого Ватикан смог внедрить в братство Черного дыма.
Джованни чувствует, что кто-то подходит к нему сзади. Это капитан Черентино из швейцарской гвардии. Молодой офицер настоял на том, что сам будет обеспечивать ближний уровень его охраны, и Мендоса на это согласился. Наклонившись к уху кардинала, чтобы его голос не утонул в шуме двигателя, Черентино говорит:
— Ваше преосвященство, мы должны спуститься в трюм: скоро рассвет, а сицилийцы не хотят, чтобы вас увидели в бинокль, когда они будут закидывать сети.