– Всего-то! Действительно. Какая мелочь! – нервно передернула плечами, усаживаясь на пол рядом с ним. Если бы Даннтиэль мог встать, он бы встал. – Быть заживо погребенным под обломками древнего храма…

– Когда-нибудь… выберусь… Я до тошноты живуч.

– Почему он вообще рушится? – обвиняюще поглядела на роскошный позолоченный свод.

– Это священная земля. Здесь случилось злодеяние, попирающее сами законы мироздания… – Данн едва заметно махнул обмякшими пальцами. – Храм не может этого вынести.

– Правда? Какой чувствительный, матерь гхаррова!

Я с обескураженным видом наблюдала, как крошится лестница, осыпаясь камнями прямо в свежеобразованную речушку. Весь мой стабильный мир трещал по швам. И это было только начало.

– Ну, и еще Керроу заложил парочку взрывающих артефактов, – Данн устало закатил глаза.

Сзади что-то бабахнуло. И опять. И я поняла, что далеко не «парочку».

– Лестница! – Рэдхэйвен только сейчас заметил, куда я смотрю. И понял примерно то же: выхода наверх больше нет. – Проклятье… Почему ты не ушла, Эйвелин?!

– Вам не кажется, что тут жутко романтично? – я обернулась к нему и посмотрела в упор.

По останкам лестницы с оголтелым грохотом скатился очередной булыжник и плюхнулся в воду, подступавшую к каменному плато, на котором сидели мы.

– В том смысле, что и жутко, и романтично, – пояснила свою мысль.

– Эйвелин… нет.

Более странного взгляда было еще поискать. Из него даже последняя искорка сбежала, явив мне полную обреченность.

– А что сразу «нет»? – сглотнула, взволнованно ерзая на прохладных камнях. – Согласна, я тоже не так планировала. И все мои розовые девчачьи мечты только что разбились о… – стена храма с треском надломилась и осыпалась слева от нас. – Вот, видели? Это мечты разбились. Эффектно, да?

Страха не было. Наверное, мой перегруженный организм просто временно отключил лишнюю функцию. Когда твой «мир без потрясений» так трясет, что зуб на зуб не попадает, бояться поздновато.

Я нервно (хотя планировалось ободряюще) улыбнулась Рэдхэйвену и принялась расстегивать свою блузку. Накрывало ощущением нереальности происходящего. Этот рушащийся храм, и растерянный Даннтиэль, и я, добровольно стаскивающая с себя одежду… Разве могло такое приключиться с Эв Ламберт по-настоящему?

– Эйвелин… – Данн сдвинул широкие брови к переносице, но цепкий взгляд все равно упал на пуговичку, которую я упрямо вытряхивала из петельки.

– Чем моя идея хуже вашей, в которой «мы все умрем»? – пропыхтела, дергая непокорную ткань в разные стороны. – Ладно, да, я умру, а вас «просто завалит». Возможно, что навечно.

– Тебе надо искать другой выход, а не… – Даннтиэль резко выдохнул. Пуговичка поддалась, и блузка соскользнула с моих плеч. – Я ведь самый обычный мужчина… По большей части.

– Мне виднее, – пробурчала, стаскивая с себя лишнюю ткань и принимаясь за застежку юбки. – Даже если и не сработает. Не думаю, что тут где-то завалялась вторая лестница. А это ведь не самый плохой способ провести последние часы жизни?

В общем-то, если всю мою одежду уложить на камни, будет не так и твердо. Наверное.

– Судя по уровню воды и грохоту наверху, скорее, минуты… – его глаза сверкнули заиндевелыми джантариками, и на самом их дне мне почудился пробуждающийся голод.

Резко выдохнув, я устроилась рядышком с ним, у самого бока. Поерзала на юбке, с прискорбием осознав, что мягче от нее не стало. Вздрогнула от холода, выпустила воздух из замерзших губ. До чего же нелепо, право слово.

– Эти камни кошмарно твердые и ледяные, так что я сейчас приношу самую настоящую жертву, – повернулась к нему с серьезным видом, нервно поправляя на себе лямку тонкой нижней сорочки. Она не особо грела. И почти ничего не скрывала.

Несмотря на трагичную ситуацию в целом и грохот осыпающихся камней в частности, Даннтиэль едва заметно хмыкнул. Я еще пару раз резко выдохнула, стремительно краснея от собственных приготовлений.

– И если вы ее не возьмете… жертву эту… невинную… – зажмурилась, мечтая провалиться куда-нибудь еще глубже, чем этот подземный храм. – Я, видит гхарр, вас сама задушу. А тут даже и прикапывать не придется… Само присыплет.

– Там ведь условия есть, Эйвелин… Ты в курсе? – он осторожно повернулся на бок и придвинул меня к себе поближе. Стало немного теплее.

– Еще в каком курсе! – заявила с важностью. Зря мне что ли Рисска лекцию читала? – Видите: лежу, мерзну… Значит, добровольно. И…

– И?

– И по любви, будь вы трижды прокляты.

– Правда?

– Не проверите – не узнаете, – фыркнула в осыпающийся потолок, убегая от его жаркого взгляда.

Там, в золотых глазах, уже без всякого «девственного топлива» разгорались искры. Какие-то другие, наверное, не божественные.

– Какая вкусная колючка, – он прижался горячими губами к моим, замер и тяжело выдохнул. – А говорила, никакого «трения»…

На свадьбе Кольтов Софи рассказывала, как ей хотелось, чтобы все было так, там и с тем… И часть меня бунтовала, намекая, что все происходит неправильно. Не по плану. Но с другой стороны… Может, это и есть «так» и «там»?

Рассыпающийся на камни древний храм. Умирающий бог, не желавший сиять и наконец лишившийся своего света. Страх потери, чувство невозможности, безвозвратности… И добровольная жертва, наполненная истеричной, хлюпающей в груди любовью.

Возможно, именно сюда меня вел мой Злой Рок. Или добрый. Может, сама судьба, матерь всех богов Междумирья.

– Все не так, Эйвелин. И вместе с тем так, – задумчиво вторил моим мыслям Данн, аккуратно поглаживая меня то тут, то там. Неспешно приучая к своим прикосновениям. – Не знаю, как объяснить… Странное чувство, правда?

– Очень странное. Я замерзла уже, Даннтиэль…

– Разве? А выглядишь теплой, – не поверил он, проводя носом по моей щеке.

– Данн, у нас не так много времени! – вспыхнула факелом, едва на меня навалилось тяжеленное тело. Шея разгорелась от ласковых, неспешных поцелуев. – Тут уже вода, а там… камни эти…

– Вот даже не надейся, что я стану спешить, – он упрямо покачал головой над моим носом.

«Огхаррел… Точно спятил!» – подумалось мне ровно перед тем, как мозг окончательно отключился, убаюканный нежными прикосновениями и оголтелым грохотом разрушающегося храма.

***

– Матерь гхаррова!

Воздух вокруг вспыхнул тысячей искр, и я зажмурилась. Потому что и без того больно, а тут еще глаза режет… Совсем никакого уважения к жертве-добровольцу!

А когда все-таки