— Я очень благодарна тебе!

В мгновение страшные разрозненные черты окровавленного Демона, отрезанные куски тела, руки и ноги срослись и сложились в один образ, став единым телом молодой девицы. Ее нижнюю губу рассекали три пореза, лучами спускающимися на подбородок… Но и эти раны зарубцевались, кровавые пятна исчезли, на губах заиграла игривая улыбка. Девица поправила длинные черные волосы. Она впрямь походила на несчастную «русалку» из анатомички — но была намного эффектней ее. Всего неделю назад лондонская проститутка Мери Келли наверняка считалась весьма привлекательной женщиной.

— Я думала, Джек убивал лишь некрасивых и старых, — припомнила Чуб.

— Я тоже так думала… потому мало боялась… потому и погибла.

— Ты все время пыталась помочь мне? Предупредить… Еще там, в Одессе, ты защищала меня!

— Я охраняла тебя от него… Я думала, у меня не хватит сил… их не хватало вначале. Но с каждым днем я становлюсь все сильней.

— Ты становишься Демоном.

— Я не хочу… Помоги мне. Отпусти меня! Съешь мои грехи.

Даша на секунду замялась, но махнула рукой.

— Оки… какие там у тебя грехи, пара сотен мужчин? Чуть больше, чуть меньше. Иди с миром. И спасибо тебе — спаси тебя Бог, — сказала Землепотрясная и, отыскав на дне кармана предпоследнюю поминальную печеньку, решительно сунула ее себе за щеку.

Снова 3 ноября, по старому стилю, 1888 года

Согласно законам путешествий по Прошлому, весь вояж обратно, в 31 октября 1888-го, не занял у Даши Чуб и двадцати минут… И первый, с кем она столкнулась, вернувшись в вечер 3 ноября, стал для нее именинами сердца!

Поручик Дусин — воскресший, румяный, здоровый, с букетом в руках, нетерпеливо постукивая ногой, стоял на посту у ее цирковой уборной.

— Дусин… mon cher ami, Дусин, вы живы! — бросившись к нему, Чуб заключила воскресшего в объятия и прижала к своей объемной груди.

— Конечно, я жив, — обрадовался он. — Или вы смеетесь надо мной? — он насторожился. — Или, — понадеялся, — вы готовы принять мое предложение?

— Нет, — Чуб обняла его так крепко, что чуть не задушила в объятиях, но сдержалась — убить его на радостях сразу же после удачного воскрешения было бы слишком глупо! — Я не выйду за вас замуж, — поцеловала она его в нос. — О, моя дусичка, Дусин… вы моя прелесть… как жаль, что я не выйду за вас замуж!

— Но почему?..

— По кочану, Дусин… С другой стороны, ведь в Настоящем время стоит… А не закатиться ли нам с вами в деревню? В твое имение под Полтавой… Ух, покуролесим мы там!

— Только прикажите, Коко… я немедленно прикажу подать лошадей! — залепетал поручик.

— Тю! А ты чего полумертвая? — прервала его Чуб, завидев Акнир.

Понурив голову, ведьма плелась в их уборную с таким видом, будто шла с тройных похорон.

— Сестричка, любимая, ты даже не представляешь, как все хорошо! Как все землепотрясно! — попыталась взбодрить ее Даша. — Жизнь прекрасна! Да, мистер Зетте? Возьмете меня выступать в свой номер? — обратилась она к проходившему мимо укротителю в цилиндре и черном осеннем пальто.

— Знай свое место, дура! — отбрил ее тот и, скривив одутловатое от пьянства лицо, пошел дальше.

Следовавший за ним знакомый им посыльный с полной бутылок корзиной в руках улыбнулся ей.

— Пойдем сегодня в Купеческий сад? — спросил Чуб возможный отец Акнирам.

— Не смейте… я вызову вас на дуэль! — бросился между ними поручик.

— Хватит уже с вас дуэлей, Дусин, — отодвинула его Даша вручную. — Чего вообще Зетте меня вдруг так опустил?

— Только прикажите, и я вызову его на дуэль! — вскинулся Дусин. — И не погляжу, что он укротитель! Вот выйду сейчас прямо на сцену, зайду в клетку со львами и вызову…

— Да, долго ты так не проживешь, — заметила Чуб. — Я явно опасна для твоего здоровья. Нужно валить отсюда.

— Но, mademoiselle Коко…

Дашу с поручиком разделили лошади Альфреда Шумана, конный аттракцион закончился — потряхивая разноцветными плюмажами, четвероногие любимцы директора прошествовали длинной вереницей в конюшню.

Впереди был номер со львами.

— Даша… нам, наверное, нужно проститься, — тихо сказала Акнир.

— Да уж, лично я не намерена оставаться здесь ни на миг. Не цирк, а публичный дом. Все хамят. Не понимаю, я же ему нравилась, точно! — Чуб все никак не могла перепыхтеть оскорбление Зетте. — Мне казалось, он даже немного влюблен в меня.

Она зашла в их уборную, заглянула в тусклое зеркало, провела пуховкой по носу и стала собирать их нехитрые пожитки. Пора уходить. Дусин жив. Елена жива. Потрошители мертвы — даже два. Мери Келли летит в облака, горемыка «русалка» и Ирка Косая погребены в земле рядом с «могилой Аскольда». Ну, а Юлиус Зетте — пьянь, жлоб и премерзостный тип.

С арены доносился разноголосый хохот, всегда сопровождавший выступление клоуна Клепы.

Смех стих, и шталмейстер громко объявил долгожданный номер:

— Смертельный аттракцион с кровожадными хищниками. Знаменитый и таинственный укротитель Юлиус Зетте бесстрашно войдет сейчас в железную клетку со львами, с которыми даст свое представление…

Чуб приоткрыла рот, почесала напудренный нос и, сорвавшись с места, стремглав побежала в уборную Зетте.

— Даша, не вздумай выяснять отношения сейчас! — бросилась за ней следом Акнир.

Двери комнаты укротителя были не заперты.

Зетте, усталый, обрюзгший, сидел в кресле, положив руки и локти на столик, заполненный полупустыми бутылками, вонючими пепельницами и тарелками с нетронутой холодной едой.

— Так я и знала, — провозгласила Землепотрясная Даша. — Ты нахамил мне, потому что Юлий Цезарь — не ты! Ему я стопроцентно нравилась!

Юлиус-не Юлий Зетте бросил на вошедших мутный ненавидящий взгляд.

— Я знал, что рано или поздно все откроется, — с вызовом сказал он. — И мне нечего сказать в оправдание! — укротитель был уже порядочно пьян и с трудом ворочал языком. — Львы есть львы, я получил ранения семнадцать раз, но последний… Там, в Париже, лев ранил не только мое тело, он зацепил душу. Тело до крови, до кости, а в душе он вскрыл неизвестный мне страх. Я не могу заставить себя войти в клетку. Я был готов отказаться от контракта у Шумана… Как тут появился этот молодой человек из кондитерской «Жорж». Он предложил выступать вместо меня и удумал трюк с маской.

— И вы не спрашивали, зачем ему это нужно? — спросила Акнир.

— Это понятно и так, — отмахнулся от вопроса известный укротитель. — Мы делим гонорар пополам. Но я — Юлиус Зетте. Это — имя! Я беру за выход двести рублей. Ни один безызвестный дрессировщик, пусть и талантливый, не получит и половины. А он оказался весьма талантливым. Он дал всем моим львам свои имена — Люций, Бафомет, Вельзевул — он зовет их, как Демонов. Мои львы полностью подчинились ему. Даже слишком…