– А вы не боитесь, что кто-нибудь подложит динамит под ваш памятник?

– Надеюсь, вы не себя имеете в виду?! – спросил Акентьев и разрядил тем самым обстановку.

Бородач затряс головой, видимо, пытаясь что-то возразить, но не нашел слов.

– Я потом вам скажу, – пробормотал он, – что я обо всем этом думаю…

Что хотел сказать политик, осталось неизвестным, ибо на следующий день он уехал ни свет ни заря. А вот Марков и Джейн задержались, уступив просьбе Акентьева. И какой прок Переплету от их присутствия, Марков никак не мог понять. Однако Джейн была права – после того как он подарил театру новое здание, пренебречь его уговорами без веских причин было бы невежливо.

В отсутствие посторонних общение стало более живым. Переплет словно снял с себя маску, в его чертах теперь проскальзывало что-то от прежнего Александра Акентьева. В тот же вечер они устроили небольшую попойку в одной из башенок поместья, откуда открывался чудесный вид на сад. Сад у Переплета был прекрасный, удивительно, как ему удалось этого добиться в столь короткий срок – поместье было построено совсем недавно. За окнами тихо и бесконечно шел дождь. С тех пор как они приехали сюда, постоянно шли дожди.

– Немножко волшебства, немножко технологий… – ответил расплывчато Акентьев на вопрос о саде.

Альбина не стала сидеть с ними, она занималась с детьми. Пили вино и говорили.

– Поймите, мы сейчас должны действовать как можно оперативнее! – Акентьев глядел на Кирилла в упор. – Помните пророчество, будто Петербургу суждено существовать ровно три века со времени основания?..

– Не помню, – признался Марков, – но все равно продолжай, это интересно!

– Так вот, – серьезно сказал Акентьев, – есть все основания полагать, что именно так оно и будет, если только мы не прекратим процесс разрушения…

– Это, безусловно, камешек в «Чистую Балтику»!

– Именно о ней и речь, только камешками мы кидаться не станем. Ответ должен быть адекватным!

– Ты же не хочешь сказать, что этот взрыв устроили британские экологи?

– Какие там экологи? Вы что, не в курсе того, что происходит в городе? За последние годы «Чистая Балтика» ничего, кроме несчастий, городу не принесла. Все их громкие заявления – ширма для отвода глаз. Город медленно превращается в болотистую трясину, а друзья Курбатова этому процессу только активно способствуют. А вы знаете, что происходит на островах возле дамбы?! Черт знает что там происходит, а мы вмешаться боимся – что скажут в Европе!

– Бедная Наташа даже не подозревает, за каким монстром она замужем! – сказала Джейн.

– Не за монстром! – ответил Акентьев. – Но монстры у него в друзьях. Вы знаете, кто это такие…

– Так-так… – подмигнул Марков Джейн. – И кто же они такие?

– Цверги! – сказал Переплет.

Джейн нахмурилась, припоминая слово.

– Цверги, – повторил Марков.

Страницы старинного фолианта, рассказ Лайона, все это промелькнуло в его памяти, прежде чем он пояснил вслух для Джейн.

– Цверги – это существа скандинавских сказаний…

– Именно! – подтвердил Александр. – Норманны в свое время пришли в Британию и привели с собой цвергов. А может быть, даже наоборот. Цверги их с собой привели! Очень возможно…

Он задумался, словно это было, в самом деле, очень важно.

– Только вот, – Марков потихоньку хмелел, – это ведь такие зловредные зверюги. Как же с ними бороться? Кроме того, свет их давно превратил бы в камни или же я заблуждаюсь, прекрасный сэр?

– Это полукровки. Плоды противоестественной связи! – щелкнул языком Переплет и наполнил их бокалы вином. – Пейте! Прямиком из лучших французских погребов. Все для старых друзей.

Марков видел, что и сам Акентьев пил, и пил много, но, похоже, алкоголь не оказывал на него никакого влияния. Про себя он не мог сказать того же самого.

– Ну хорошо, – сказал он, безуспешно пытаясь собраться с мыслями. – Что же мы будем с ними делать?!

– О, все в наших руках, – сказал Переплет. – Все дело в ритуалах.

– Прошу прощения?!

– Советую мне довериться, – Переплет придвинулся ближе, любуясь игрой света в бокале, – как бывшему специалисту по ритуальным услугам. То, что делаешь ты на сцене, – ритуал. Именно поэтому я подарил тебе этот театр! Мы сейчас остро нуждаемся в ритуалах, Кирилл!

– Мы?!

– Город, – пояснил Акентьев. – Город нуждается в нас! А мы в нем!

Марков подумал про себя, что если Александр собирается и в политике выражаться столь же загадочно, то ничего хорошего его там не ждет. А с другой стороны, может, так и надо.

– Так что ты говорил о ритуалах?! – заинтересовался Марков.

– Со временем ты все сам поймешь! – сказал Переплет. – Впрочем, это на самом деле не имеет значения. Все мы исполняем свое предназначение, неважно – понимаем это или нет!

Он вышел прогуляться перед сном – просто пройтись по дому. Коридоры поместья были пусты. В кабинете Переплета (Кирилл видел его окно в другом крыле здания) горел свет – он пробивался узкой, как лезвие, полоской между сомкнутых штор. «Вождь за работой», – печально усмехнулся Марков. Переплет располагал всеми шансами выйти в дамки.

Страшно быть под началом такого человека. Марков особенно отчетливо стал это понимать после того, как приехал сюда. В самом доме, в его искаженных пропорциях и интерьерах словно отразилась душа хозяина. А в душе его господствовала тьма. Марков интуитивно чувствовал это, но всякий раз, оказываясь рядом с Переплетом, невольно подпадал под его влияние. Как когда-то давно, еще в школьные годы.

Освещение было холодным; окна в коридорах были больше похожи на бойницы средневековых замков, они пропускали мало света, некоторые были застеклены витражами, где преобладали синий и зеленый цвета. Здесь было красиво вечерами, когда свет уличных фонарей проникал сквозь витражи, и создавалось впечатление, будто поместье погрузилось под воду. Эффект усиливали лампы, размещенные в стенных нишах, – они загорались при приближении человека и снова гасли, когда он проходил мимо.

В некоторых местах висели зеркала. К счастью, не кривые, хотя в этом доме можно было ожидать всего что угодно. Марков остановился перед одним из них, глядя на свое отражение. «Нашел с кем пить, – подумал он. – Нашел где пить! Стареешь, друг мой, стареешь!»

Поверхность зеркала вдруг, казалось, помутнела и задрожала, словно водная гладь. Иллюзия была такой совершенной, что Марков даже протянул руку, чтобы проверить.

– Это лучшее стекло, – он не успел дотронуться, когда услышал голос Акентьева, и, устыдившись своего жеста, спрятал руку за спину, как франт гоголевской эпохи.

– Заметь, – продолжил Александр, – все, что отражается в нем, выглядит светлее и чище, чем есть на самом деле.