Дети Альбины были представлены гостям чуть позже; они были хорошо воспитаны и, поздоровавшись со всеми, исчезли из гостиной. Было видно, что им не доставляет никакого удовольствия находиться в обществе молчаливых взрослых. Их появление, тем не менее, оказало любопытное воздействие на присутствующих: разговор оживился, как бывает, когда в обществе малознакомых друг с другом людей находится, наконец, общая тема. Сначала, как и следовало ожидать, говорили о детях. Затем перешли к истории.

– А кто такой ваш Петр Первый, если не тиран?! – кипятился политик-славянофил, потрясая роскошной бородой. – Скажите на милость, сколько народа было погублено ради царской прихоти – город на болотине возвести? Чем он лучше Сталина?! Почему же он остался Великим?!

– Я вам объясню, – сказал Акентьев, – только предупреждаю, объяснение будет не очень политкорректным!

– К черту политкорректность! – прорычал бородач, напирая на рычащее «р». – Меня от одного этого слова трясет!

– А вы напрасно так реагируете! – сказал Акентьев. – Она, эта самая политкорректность, – основа любой культуры, в том числе и русской. Дело в том, что Петр в землю клал простых мужичков, а образованность и индивидуальность привечал. Оттого в истории он и останется Великим.

– Это же чудовищно! – оторопел его оппонент.

– Ничуть. Это просто факт. Исторический, психологический… Факт!

– А эти люди… Это ведь люди, а не скот!

– А! – поднял ухоженный палец Акентьев. – Вы, стало быть, требуете политкорректности?!

– Я просто знаю, что ни один интеллигентный человек с вами не согласится!

– Да, я тоже это знаю. Ну что ж, вот увидите, скоро ваш интеллигентный человек снова окажется в положении Васисуалия Лоханкина. Впрочем, еще Розанов отметил, что философия русского человека – это философия человека выпоротого. Думаю, весь двадцатый век с его историей это только подтвердил…

Альбина воспользовалась паузой и направила разговор в другое русло. Всех беспокоили грядущие изменения, которыми грозил Петербургу генеральный план Возрождения.

– Только представьте себе, город вздохнет свободно! – сказал Переплет. – Мы снесем старые обветшалые здания, оставим лишь исторические памятники. Пусть литературоведы по-прежнему считают шаги Раскольникова…

Впрочем, как тут же оговорился Александр, судьба некоторых монументов все же оказалась под вопросом. Первым в списке, но не первым по значению был монумент на площади Восстания. Как сообщил Александр Акентьев, речи о возвращении на его место памятника Александру Третьему работы Трубецкого не шло. Центр площади займет некое сооружение, напоминающее лестницу в небо, которое на середине пути должно прерываться разверстым зубастым зевом.

– Весьма символично! – скептически заметил Марков, который пока что воспринимал все сказанное как черный юмор.

Капустник! Остальное, впрочем, звучало не столь забавно.

– Незадолго до своей преждевременной кончины господин Ван Хеллер осмелился поинтересоваться историей Медного всадника… – сообщил Акентьев. – Да, нашего Медного всадника. И, представьте себе, выяснил, что первоначально предполагалось, что император будет восседать верхом на змее, крылатом, извивающемся змее, символизируя тем самым победу…

– Но вы же не хотите сказать, – от возмущения покрылся пятнами бородатый политик, – что верите в подобную ахинею? Петр Первый верхом на змее?!

– Если вдуматься, в этом нет ничего невозможного, – пожал плечами Акентьев. – Все зависит от художественного воплощения. Впрочем, вам вскоре предстоит самим убедиться в этом.

– Вы же не хотите сказать… – Вопрос повис в воздухе.

Присутствующие ожидали ответа. Акентьев обвел всех насмешливым взором.

– Прошу вас, не надо драматизировать. Наш проект предусматривал создание альтернативного варианта памятника. Работа велась последние полгода в повышенном темпе, у нас лучший скульптор России. Все вы, само собой, приглашены на открытие! У нас будут два памятника, и горожанам предстоит выбрать, какой из них достоин занять свое место. Тот, что мы видим сейчас, или же тот, что должен был встать на место по первоначальному замыслу.

Он щелкнул пальцами, и одно из зеркал, украшавших стены комнаты, беззвучно исчезло, на его месте появился жидкокристаллический дисплей. Акентьев принял из рук слуги клавиатуру, набрал некую комбинацию, и на экране тут же появилась виртуальная модель. Сначала сетка – наружный скелет из белых линий, в которых только угадывались какие-то неясные очертания.

Переплет нажал на клавишу, и скелет оброс бронзовой плотью, пока что еще только в своем виртуальном пространстве, но эффект был потрясающий. Чтобы усилить его, Акентьев сменил синий бэкграунд фотографией площади, и новый памятник занял свое законное (по крайней мере, по словам хозяина особняка) место.

Все молчали. Он был чудовищен, этот змей, оседланный императором. И в то же время мощь свивающихся колец завораживала, отблески плясали на чешуе. В руке, воздетой над головой змея, Петр держал горящий факел. Было в этом что-то дьявольское – и притягательное, и отталкивающее.

– Боже мой, что же это такое?! – пробормотал Марков, придвигаясь ближе к монитору.

– Вероятно, то же самое сказала Екатерина Великая! – заметил Акентьев. – Не знаю, что именно послужило причиной отказа от первоначального проекта. Может быть, наличие символики, которую при изощренном воображении легко расценить как фаллическую. Как вы все прекрасно знаете, императрице ничто человеческое не было чуждо.

– И где же это будет стоять?! – осведомился Марков.

– Есть у нас одна оригинальная идейка! – сообщил Акентьев, выключая дисплей. – Как вы смотрите на то, что в городе появится еще одна площадь?! С еще одним Исаакиевским собором!

После демонстрации памятника, пускай и виртуального, это сообщение прозвучало уже не столь сенсационно.

– Что?! Признайтесь, Александр Владимирович, что вы нас тут разыгрываете! – потребовал бородатый политик. – И я первый пожму вам руку в знак восхищения. Это просто гениально…

– Весьма польщен, – проговорил Акентьев, – однако должен вас уверить, что я совершенно серьезен. То, что я вам сейчас показал, только часть плана возрождения города. Нам еще многое предстоит сделать.

– Город для избранных?! – повторил бородач недавние слова мэра, вызвавшие резонанс в прессе.

– Именно! Вас это смущает? Напрасно. Мы переселим часть населения в пригороды, обеспечив транспортом доставку к месту работы.

– А после работы они организованно будут отправляться назад, в свои гетто?! – возмутился тот. – А что будет с теми, кто не захочет подчиниться?

– Захотят! – Акентьев был спокоен и словно не замечал негодования собеседника. – Им там просто будет нечего делать, понимаете? Нам еще многое предстоит усовершенствовать. Помните начало перестройки?! Многим казалось, что стоит сменить власть, поменять названия улиц и городов, и жизнь потечет по-новому. А чудес, господа, не бывает… Как говорится, блажен, кто верует, легко ему живется. Но я предпочитаю знание. Сейчас у нас есть шанс все исправить.