Блока представление, что только такие рифмы могут иметь художественный эффект и использоваться в стихах. А остальные? Посмотрим, какие женские рифмы с финальными неточностями из ранних стихов остались за бортом сборника 1905 года: светом—рассвета, светом — ответа, напрасно — прекрасным, безответном — приветно, напоминаньем — призванья, необычны — непривычным, безбожно — ложным, осенний — тленья (все эти стихи вошли потом в «Ante lucem»). Мы видим: это неточные рифмы из таких слов, которые бы в другом падеже могли дать вполне точную рифму: светом — рассветом, напрасно — прекрасно, осенний — тлений и т. д. По всей видимости, Блок опасался, что они будут восприняты как слабость, как свидетельство неумения повернуть нужное слово таким образом, чтобы оно легло в точную рифму, — и поэтому старался скрыть их от глаз читателя.

Столь осторожный в своем первом сборнике, постепенно Блок, глядя на рифмические эксперименты других поэтов, становился смелей и чем дальше, тем больше давал себе волю в использовании финальных неточностей. При этом заметим, что все слова, образующие поздние неточные рифмы, у него уже другие: Теодорих — море, шепчет — крепче, знакомый — омут, стужа — ужас, на рассвете — заметил. Это уже не однородные слова, при легком изменении превращающиеся в обычные точные рифмы, — это слова, которые ни в какой форме не рифмовались бы по традиционным правилам, это — действительное обогащение фонда русских рифм. Блок сделал даже один осторожный шаг дальше — дважды применил такое же чередование финального согласного с нулем звука не в женской, а в мужской рифме, где это звучало гораздо резче: твое — поет (в стихотворении «И я опять затих у ног…»), плечо — ни о чем (в «Трех посланиях»).

И тут произошло неожиданное. Несмотря на то что за интервокально-неточной рифмой Брюсова стояла традиция и Державина, и народной рифмы, а за финально-неточной рифмой Блока — лишь подозрение в неумелости, именно усеченная рифма Блока имела быстрый успех у поэтов-современников. Может быть, тут сыграла роль другая давняя традиция классического стиха — дозволение усекать йот в конце женской рифмы (верно — безмерный, умрите — событий); теперь, как йот, стали усекаться и остальные согласные. Во всяком случае, блоковский тип рифмы подхватывают акмеисты, пользуясь ею еще чаще и свободнее, чем Блок: темень — племя, хуже — тужит, суше — игрушек, ключи — стучит (Гумилев), света — этот, учтивость — полулениво, пламя — память, лучи — приручить, губ — берегу (Ахматова). А затем за нее берется Маяковский: уже в «Облаке в штанах» рифм типа в Одессе — десять больше, чем всех иных типов неточной женской рифмы, а в «Войне и мире» рифм типа октября — обряд больше, чем даже всех точных мужских рифм. Г. Адамович недаром иронизировал, что будущие лингвисты могут сделать вывод, будто в начале XX века конечные согласные в русском языке сделались непроизносимыми. Совместное влияние акмеистов и Маяковского определило дальнейшую судьбу нечаянного открытия Блока: когда около 1925 года экспериментальный период русской поэзии кончился, то из всех испытанных типов неточной женской и мужской рифмы удержался, почти канонизировался именно этот: глаза — назад, окно — блокнот, махорки — Теркин, гимнастерки — Теркин. Он господствует среди неточных женских рифм русской поэзии до самых 1950‐х годов. Лишь затем начинается новая, еще не завершенная перестройка русской рифмовки, и поэты младших поколений возвращаются к интервокальным неточностям брюсовско-державинско-народного типа: подло — поздно, базы — бабы (Евтушенко), экраны — украли, тщетно — Ташкенту (Вознесенский), новость — ноготь, баланду — балладу (Высоцкий), Терек — бретелек, пальцах — пальмах (Бродский).

Теперь мы можем ответить на вопрос, поставленный заглавием этой статьи, — о месте Блока в истории русского стиха. Ответ, данный в свое время В. М. Жирмунским, остается в полной силе: вместе с другими поэтами своей эпохи Блок в области метрики открывал и разрабатывал чисто-тонический стих вдобавок к традиционному силлабо-тоническому, а в области рифмы открывал и разрабатывал неточную рифму вдобавок к традиционной точной. Но теперь мы можем этот ответ уточнить, подчеркнув, чем Блок при этом отличался от других поэтов своей эпохи. В области метрики — тем, что он заострил ритмический слух свой и своих современников настолько, что смог выделить из массы тонического стиха метр, представляющий переходную форму между силлабо-тоникой и тоникой, получивший впоследствии название «дольник» и ставший не менее осознанным, четким и употребительным, чем традиционные силлабо-тонические размеры. В области рифмы — тем, что вдобавок к более традиционной интервокально-неточной рифме он разработал финально-неточную (усеченную) рифму, которая на несколько десятилетий стала господствующим типом русской неточной рифмы. Урегулированный дольник и усеченная рифма — эти два открытия Блока во многом определили лицо русского стихосложения на протяжении по крайней мере четырех десятилетий. Как изменится их судьба дальше — покажет будущее.

P. S. Статья написана для собрания сочинений Блока, в котором (вопреки обычаю), кроме канонического состава, воспроизводились первые издания сборников Блока. Отсюда научно-популярный стиль; отсюда же и внимание к метрическому составу этих первых изданий. Из рассмотрения видно, что в некоторые моменты поэтической революции модернизма счет новациям шел на месяцы, эксперимент одного поэта подхватывался другими поэтами с лету: так было при освоении свободного стиха в 1905–1906 годах, при освоении неточной рифмы около 1913 года. Когда будет составлена помесячная и поденная роспись истории русского модернизма, то (наряду с многими другими творческими обстоятельствами) во многом прояснится и динамика развития русского стиха.

1905 год и метрическая эволюция Блока, Брюсова, Белого[314]

Предлагаемое сообщение подсказано недавним оживлением работ по метрическому репертуару русских поэтов. В 1979 году вышел сборник «Русское стихосложение XIX века». Там было много интересного, но особенный интерес представляли разделы о диахронической эволюции каждого поэта: как менялись стиховые предпочтения автора и как соотносились эти перемены с этапами его жизненного и творческого пути. Такие стихотворные биографии некоторых авторов — Пушкина, особенно Тютчева, даже Дельвига — читаются почти как роман. Намечается даже общая схема смены этапов: период выработки стиховой манеры, потом ее освоения, потом ее широкого, серийного использования, потом ее исчерпанности и осторожного нащупывания новых путей, а потом, если жизнь позволяет, начинается новый цикл. И все это отражается в таких объективных показателях, как количественная продуктивность, предпочтение больших или малых жанров, пропорции метрического репертуара и строфики, иногда — ритмика наиболее показательных размеров.

Годы первой русской революции были важны для русских поэтов и как большой общественный опыт, и как события личной жизни: 1905 — это роман Брюсова с Н. И. Петровской, 1906 — Белого с Л. Д. Блок,