– Э-э, чтоб мне!.. Дурак! Какой же я дур-рр-рак!.. – Имран вскочил и снова стал мерить комнату своими огромными шагами. – Мы же часто бываем у них в ауле, как раз по соседству с ними живет один из наших мюридов. И Сату иногда вижу, случалось и пообщаться. Я специально не упоминал тебя. Ты же так и не рассказал мне, что вы там в последнюю свою встречу наговорили друг другу. Боялся поставить ее и себя в неловкое положение. Видимо, и она не стала спрашивать о тебе, раз я избегал эту тему. Однако, какой же я и в самом деле дурак! Слепец!.. И ты хорош, не мог с другом поделиться, что там у тебя на душе!

– Нет у меня на душе ничего… такого… – как-то сухо сглотнув, с трудом выговорил Алхаст.

– Да ну тебя… Твое лицо говорит мне обо всем яснее всяких слов… Но я-то… я-то каков!.. – никак не мог успокоиться Имран. – Нам надо завтра же поехать к Сате. Завтра же!

Алхаст с неподдельной грустью покачал головой.

– Мы никуда не поедем, Имран… Я не хочу больше говорить на эту тему. Лучше расскажи, что нового в ауле?

– Нет, мы поедем. Обязательно поедем!

– Не поедем, Имран. Не поедем!.. – голос Алхаста был резким и злым. Имран понимал, что злится его друг на самого себя. Эта его раздраженность многое ему говорила. – Я не могу, – уже спокойным и даже просящим тоном продолжал Алхаст. – Что я ей скажу? Если ты идешь к человеку, то должен иметь моральное право стать перед ним, взглянуть ему в глаза… Оставим это, прошу тебя. Разве нам не о чем больше поговорить?

Имран подумал о чем-то и неожиданно согласился.

– Ладно, давай и в самом деле закроем эту тему. Раз о женитьбе не хочет говорить тот, кто нуждается в жене, я-то куда лезу… У меня-то жена есть… Зачем мне беспокоиться о ком-то?..

– Да не обижайся ты, Имран. Я вовсе не капризничаю, просто мне сейчас совсем не до женитьбы. Успеется еще… Лучше расскажи мне аульские новости, второй раз тебя прошу. Я уже несколько дней не общался ни с кем.

– Что ж, есть и новости. Глава администрации аула объявил в мечети, что на днях к нам приезжают большие начальники из столицы. Просил собраться в тот день у мечети, хотя бы по одному человеку от каждого квартала. Точно никто не может сказать, что они собираются нам рассказать, но, по-видимому, будут говорить о грядущей войне. Ходят такие слухи. Судя по всему, без войны точно не обойдется.

– Ты пойдешь послушать этих городских парней? – спросил Алхаст.

Ему с трудом удалось переключить внимание на новую тему. Мысли его все еще были с Сатой.

– Конечно, пойду. Хочу посмотреть на этих людей. Да и вопросы у меня к ним накопились, если получится, задам их. Приходи и ты, интересно же будет.

– Я не пойду, Имран. Не хочу видеть этих, с позволения сказать, ораторов. Да и не скажут они ничего интересного. Будут кричать, что мы, мол, великие к,онахи, доблестные сыны доблестных отцов и сумеем дать достойный отпор любому агрессору, каким бы сильным он ни был. И наполнив таким образом горячие сердца и неопытные головы молодежи ненавистью, тут же призовут вооружаться против России, стремящейся отнять у нас свободу и эту землю. Кстати, предложат людям самим позаботиться об оружии. А если аульчане наши по неосведомленности своей не знают, где его купить, то и здесь найдут что посоветовать – соберите, мол, деньги, а оружие мы достанем. Это все, что они скажут, Имран. Ничего большего от них ты не услышишь, даже если будешь слушать эту болтовню сутками. Разве мы не видели и не слушали их в течение последних нескольких лет?..

– Конечно, Алхаст, ты прав. Я и сам не ожидаю услышать мудрые речи. Но тем не менее они едут к нам как гости. Разве можем мы не уважить гостей.

Алхаст разозлился.

– Таких гостей можем! Почему не можем? Разве гость, если он действительно гость, не должен быть честным к нам, уважать нас, почитать наши обычаи. Зачем нам гость, разрушающий мир и покой в нашем доме? Нет, Имран, они не гости… По крайней мере, не те гости, которым должны оказывать радушие честные люди.

– Что это я слышу, Алхаст? Ты ли это говоришь?! У нас же говорят, что гость – это благодать. Не можешь же ты не знать святые законы гостеприимства? Не можешь же не знать, кто для чеченца гость?!

Вот теперь Имран действительно не понимал друга. Ведь именно этот самый Алхаст с самого их раннего детства все время рассказывал им о древних обычаях и традициях чеченского народа, так красочно расписывая их, что каждый слушатель готов был следовать этим законам древности всю жизнь. А почитание гостя, всякого гостя, кем бы он ни был, готовность оказать ему любую помощь – это же было чуть ли не основное требование этих самых обычаев и традиций. Сейчас же друг Имрана нес что-то явно ему не свойственное.

– Да знаю я, Имран. И законы гостеприимства знаю, и кто есть для чеченца гость, тоже знаю… Были времена, когда путник, оставшись на улице, мог умереть от холода или, если его заставала ночь, стать добычей хищников. Это давно уже в прошлом. За два-три часа на машине можно проехать всю республику из конца в конец, и зверей, опасных для человека, уже нет, если не считать, конечно, самого человека. Именно из-за ничтожеств без роду и племени, которые пришли к нам на правах гостей и остались сидеть на нашей шее, именно из-за них и страдает всякий раз чеченский народ, который они готовы продать и продают каждый раз недорого спросив всякому, кто готов купить. Ты же знаешь, чем для нас обернулось это наше неразборчивое гостеприимство в кровавые двадцатые годы, когда большевиков, изгнанных из Грозного, чеченцы приютили у себя и водворили на самые почетные места в своих домах. Отказавшись выпроводить вон десяток безбожников, мы слепо ввязались в войну, которую могли и должны были избежать. В результате – тысячи убитых молодых чеченцев и десятки сожженных дотла аулов. И ладно бы только это. Потом, когда эти самые большевики пришли к власти, что они сделали с теми, кто в свое время приютил их, отогрел, накормил и, самое главное, спас от верной смерти? Самых достойных, грамотных и мудрых… тех, кто пользовался хоть каким-то авторитетом среди людей, просто уничтожили,