пару раз прошелся по комнате и остановился перед другом. Глаза его, минуту назад пребывавшие в печали, вдруг загорелись. Имран чувствовал – хотя и уставлены эти глаза на него, но совсем его не видят. Это был взгляд, который, проходя сквозь собеседника и стену за его спиной, как через тонкое стекло, уходил куда-то вдаль… далекую даль… даль бесконечную. Этот взгляд разгладил лоб Алхаста, озаряя его лицо, но по душе друга прошелся жутковатым холодком… То не был взгляд прежнего Алхаста. Таким лицо друга Имран до сих пор не видел. Он, этот странный взгляд, лишил его покоя и, как выяснилось позже, не без оснований и надолго.

– Времени, Имран! Дай мне немного времени… Я должен кое-где побывать… И тогда все станет ясным и понятным. Тогда я узнаю, чего стоит этот мир и чего стою я сам. А пока… судя по тому, что видно отсюда, с моей нынешней очень невысокой высоты, человек слишком незначительное существо. Даже один единственный глоток воды иногда значимее целой толпы людей… Имран, мне надо уехать дней на десять. Если поездка моя будет удачной и я доберусь туда, где рассчитываю непременно побывать, мы вернемся к этому нашему разговору.

Сказав это, Алхаст энергично протер глаза и сел.

– Недаром в народе говорят – пока умные думают, дураки снимают сливки жизни… Что ж, десять дней срок недолгий. Я подожду… Но, Алхаст, куда бы ты ни собрался, мне бы хотелось пойти с тобой. Попутчик и товарищ, уверен, тебе не помешает. Мало ли что может случиться в пути? Давай вместе пойдем, – мягко попросил Имран. – И мне было бы легче, нежели сидеть дома в тревожном ожидании. Пусти меня с собой, не ради себя, так хоть для моего душевного спокойствия.

– Спасибо, Имран! Огромное тебе спасибо! Ты надежный товарищ и верный друг. Если бы я мог кого-то взять с собой, можешь не сомневаться, это был бы ты… Пусть Бог вознаградит тебя за твое благородство! Но, Имран, друг мой, я не имею права кого-либо брать с собой. Это только моя дорога, и проделать ее тоже должен только я. Один! Это вовсе не глупости какие-то, как ты, наверное, подумал. И никто меня не околдовал. Все очень серьезно… На мне долг, Имран. Не знаю, сам его на себя принял по доброй воле или кто-то навязал его мне… Я совсем не шучу, Имран. Клянусь тебе, в самом деле, не знаю, действительно добровольно его принял или кто-то силой загнал меня под него. Но он, этот долг, вернее будет сказать, сознание этого долга так глубоко въелось в мои мысли и душу, что начал даже подозревать, а не родился ли я на свет с этим долгом на себе. И не сплю толком, и бодрствования тоже нет. Все как в тумане. И мысли бродят где-то далеко, совсем не подчиняясь моей воле. И нет у меня сил вернуть их, разве что идти за ними, куда бы они меня не бросили… Иногда, из-за каких-то видений во сне и наяву или какого-то сладкого предчувствия, сердце наполняется необъяснимой жаждой действия, меня охватывает воодушевление и я начинаю воспринимать этот долг как величайший дар небес, безгранично гордый тем, что выбор пал именно на меня. Но вслед за тем накатывают сомнения и в своих силах, и в здравости рассудка, и в правильности своего выбора. И тогда воодушевление уступает место слепой и глухой панике. В такие минуты мне становится по-настоящему страшно… И учителя искал. Мудрого, познавшего жизнь и его смысл, чтобы он освободил меня от этих сомнений. Но не нашел такого наставника. И на могилах святых бывал, но не доходит до меня даже легкое дуновение их бараки. Видимо, не смог очистить тело и душу свою, чтобы благодать эта снизошла на меня… Если как можно быстрее не разберусь во всем этом, Имран, если в ближайшие дни не соберусь в путь, то, боюсь, действительно сойду с ума. Нет и не будет мне душевного покоя, пока не осилю эту дорогу… Удовлетворись пока этим, Имран, и наберись терпения. Скоро, очень скоро, за какие-то несколько недель или месяцев, все прояснится. На годы это точно не должно растянуться. Вот тогда и поговорим… Будем говорить долго и обстоятельно…

– Прости меня, Алхаст, за эту глупую настойчивость. Я верю, что ты делаешь то, что должен делать, – Имран посмотрел другу в глаза. – Если ты слишком задержишься… это, должно быть, опасный путь… где тебя искать?

– Искать меня не надо, Имран, как бы долго я не отсутствовал. Да и не найдешь ты меня. Я должен идти не по ровной и широкой дороге, по которой люди ходят каждый Божий день, мне придется обновлять тропу, которая давно уже скрылась в дремучих зарослях времени. У меня в руках только один конец этой нити. Я не знаю, через какие лабиринты она меня проведет и где оборвется…

Наступила тишина. Друзья затихли, углубившись каждый в свои мысли.

Имран верил своему другу, безоговорочно доверял его уму. А о том, чтобы сомневаться в искренности Алхаста, не могло быть и речи. Знал Имран и то, что тот не сойдет с выбранного пути до тех пор, пока до конца не убедится в его ошибочности или не достигнет цели. Потому он не стал дальше с ним спорить и удовлетворился услышанным.

– Что ты собираешься сказать Солте? Он же будет настаивать, чтобы ты рассказал ему все.

– Наверное, придется обмануть его. Скажу, что дней на десять еду в город. Может, он удовлетворится этим? В любом случае будем надеяться, что Солта не станет докапываться…

– Ну что ж, Алхаст, будь по-твоему, – поднялся Имран, собираясь уходить. – Надеюсь, сообщишь мне, когда выйдешь в путь…

Алхаст тоже встал.

– Завтра соберу все, что может понадобиться в дороге, и послезавтра утром, в четверг, если ничего не помешает, пожалуй, пойду… Вечером загляну к тебе, абреков твоих хочу увидеть, да и стряпню Нахапу не мешало бы попробовать…

– Чудесно, будем тебя ждать, – улыбнулся Имран и пожал другу руку. – Спокойной ночи! Постарайся хоть сегодня выспаться.

– Постараюсь. И тебе спокойной ночи… Имран, спасибо, что пришел.

Алхаст проводил гостя до калитки и вернулся в дом.

Алхаст стал обдумывать свое предприятие.

Сначала – все, что понадобится в дороге. Брать с собой нужно только самое необходимое, лишний груз ни к чему, только силы отнимет. Обязательно – хороший нож. Без него-то как идти в такую глухомань? Раз дорога – горные и лесные тропы, значит – топорик какой-нибудь. Потом