Домой я приехала нескоро – пришлось делать пересадку, а потом долго стоять в пробке. Кроме того, разрядился телефон. И я просто сидела и смотрела в окно, то и дело возвращаясь мыслями то к словам Савицкого, то к рассказу Дани, то к его утреннему кошмару.

В квартире никого не было – Матвеев куда-то ушел. Странно осознавать, что мы с ним должны прожить вместе бок о бок еще несколько дней. И снова изображать влюбленную пару перед чужими людьми. Странно и даже дико вспоминать, что вчера я была в свадебном платье, а Даня – в костюме жениха. И что мы целовались, а нам кричали: «Горько!»

Все-таки повороты судьбы – интересная штука.

3.7

Я согрела чайник, поставила телефон на зарядку, и едва он включился, одно за одним пошли сообщения, в которых говорилось, что за то время, пока я была вне зоны доступа, мне один раз звонила мама, два раза Сашка, три – Полина, пять – Самира и тридцать семь раз – Матвеев.

Я даже изумиться порядком не успела, как он позвонил мне снова. И я тут же взяла трубку.

– Дашка, ты в порядке? – услышала я его встревоженный голос.

– В полном, – ответила я.

– Где ты была? – неожиданно сердито спросил Даня.

– Тебе письменный или устный отчет предоставить?

Настроение почему-то поднялось. Мне нравилось, что Матвеев беспокоится за меня. Мне хотелось быть нужной ему. И все так же хотелось уколоть его побольнее.

– Ты меня слышала? Где была? И почему телефон выключен?

–- В университете, Матвеев. Потом попала в пробку. А телефон разрядился. Доволен?

– Доволен.

– А ты где? – поинтересовалась я.

– Поехал в универ искать тебя. Твоя подружка сказала, что у тебя был японский и ты могла задержаться. Я испугался, – вдруг признался он.

– Чего?

– Что с тобой может что-то случиться.

Всего несколько слов, но мое сердце переполнила нежность.

– Со мной все хорошо. Возвращайся.

– Скоро буду.

Он приехал почти через час – наверное, попал в ту же пробку. Разделся и пришел ко мне, в кухонную зону, где я сидела у широкого подоконника, заваленного моими учебниками и тетрадями – учеба всегда спасала меня от дурных мыслей. А после встречи с Савицким их было немало.

– Не делай так больше, поняла? Я чуть с ума не сошел, пока тебя искал.

– Как – так?

– Не пропадай. Сначала я искал тебя утром, когда не обнаружил в квартире. Потом вечером не мог понять, куда ты исчезла.

– Постараюсь, – вздохнула я, прикидывая про себя, как лучше начать разговор о Серебряковой и той злополучной фотографии. Почему-то начинать его было страшно. Люди боятся правды. И я – не исключение.

Матвеев развернул стул, сел, положив руки на высокую спинку, и уставился на меня.

– Что? – не выдержала я.

Он улыбнулся. Я снова взялась за конспект, но почти тут же выпустила ручку из пальцев – из-за его пронзительного взгляда.

– Почему ты так смотришь?

– Ты красивая.

– Подлизываешься? Даже не пытайся.

– Нет, ты правда красивая.

– Голодный, что ли? – с подозрением спросила я. Матвеев прожал плечами. Внутренняя бабушка оживилась.

– Идем, – решительно встала я.

– Куда? В ресторан? – обрадовался он.

– Лучше. В магазин.

– Зачем?

– Чтобы ты задавал еще больше вопросов, – фыркнула я. Идея приготовить ужин казалась заманчивой: во-первых, я сама была голодна, во-вторых, это отодвигало неизбежный разговор.

Мы оделись и вышли из дома – большой и оживленный супермаркет находился неподалеку от нашего жилого комплекса. По дороге мы почти не разговаривали – просто шли рядом, и несколько раз его пальцы словно невзначай коснулись моей ладони. Не скрою – мне хотелось взять его за руку, как раньше – крепко-крепко, и не отпускать, но я не делала этого. Не могла.

На улице мы перебросились лишь парой слов.

– Холодно? – спросил Даня. Действительно заметно похолодало, но я покачала головой.

– Нет.

Как назло, в это время порыв ветра ударил нам в лица и взметнул мои волосы. Мы как раз шли по асфальтированной дорожке, вдоль которой росли деревья, и одна из моих прядей зацепилась за ветку. Матвеев рассмеялся, но я так посмотрела на него, что он предпочел молча отцепить волосы от ветки. Однако при этом улыбался.

– Не смешно, – вспыхнула я, и мои волосы снова взметнулись вверх – пришлось придерживать их рукой.

– Кому как, – отозвался Матвеев. – Помнишь, ты классе в седьмом зацепилась волосами за проволоку на столбе и чуть не упала?

– Помню, как ты ржал, как конь, и прыгал вокруг, как обезьяна, – отмахнулась я. На том столбе остался внушительный клок моих волос. А у Дани появился синяк – разобидевшись, я его пнула.

В супермаркете я хотела взять корзинку, но Даня опередил меня – схватил тележку и покатил вперед. А я шла рядом, придирчиво осматривала полки и время от времени украдкой поглядывая на Матвеева.

– Что мы будем готовить? – спросил он с любопытством.

– Жаркое, – ответила я.

– Как у твоей мамы? – обрадовался Даня.

Я кивнула – мама готовила замечательно, и пошла дальше – в следующий отдел. Матвеев с тележкой направился следом.

Мы напоминали влюбленную парочку, которая вышла закупиться продуктами в магазин, и мне это нравилось. Нравилось, что он не спеша идет рядом со мной, советует что-то купить или, наоборот, не покупать, со вздохом ищет срок годности на упаковке, когда это не получается у меня, опускает глупые шуточки и все так же невзначай дотрагивается до меня. То прикасаясь к моим пальцам своими, когда мы берем один и тот же товар, то касается предплечьем. А то и вовсе натягивая мне на голову ободок с симпатичными заячьими ушками – меховыми, молочно-розовыми.

– Эй, зачем?! – первой моей реакцией было возмущение.

– Тебе идет, – улыбнулся Даня.

– Значит, я – зайка? – спросила я и включила на телефоне камеру, чтобы посмотреть на себя. Ушки действительно смотрелись мило.

– Еще какая.

– Тогда не сниму, – заявила я и не без труда напялила ему на голову ободок с черными кошачьими ушками, заставив едва ли не согнуться пополам от хохота. – Ты тоже не снимай.

– И что, – с любопытством спросил он, трогая ушки, – теперь я – котик?

Я вспомнила его татуировку с тигром и решила, что все-таки что-то кошачье в Клоуне точно есть, но говорить об этом не стала, решив, что я, вообще-то, должна оставаться холодной леди.

– Какой ты котик? – закатила я глаза. – Если только уличный, блохастый.