– Ждал. Каждую секунду. И ждал бы дальше.

– Долго?

– Всегда.

– Тогда ведь это хорошо, что я пришла? И что не нужно больше ждать…

– Это не передать словами. Твой выбор – он для меня священен. Я… до сих пор не верю.

– И тебя не смущает, что…

– Нет.

Он понял ее без слов. Если у них в запасе лишь сто пятьдесят с хвостиком дней, то так тому и быть.

– Ты вернешь душу, я уверен, и впереди у тебя засияет новая прекрасная жизнь. И если тогда ты решишь, что сделала неправильный выбор…

– Я не решу. Я уже решила.

– Позволь я все равно доскажу. Если вдруг тебе покажется…

– Стив, – Тайра подалась вперед, высвободила руки и погладила щетинистые щеки ладонями, – не нужно договаривать. Я чувствую все, что ты хочешь сказать.

– Да?

– Да. Ты хочешь предложить мне остаться до этого момента – до момента возвращения души – свободной, чтобы в случае, если я приму иное решение, я, ничем не связанная, смогла уйти. Вот только я не уйду. Неужели ты думаешь, что после того, как я предложила тебе свое сердце, душу, которой у меня пока нет, и собственное тело, я смогу изменить решение?

– Я не знаю.

– Знаешь. Ты просто все еще беспокоишься, что не дал мне шанса взглянуть на других мужчин. Но я не хочу на них смотреть. Я уже увидела того, кто мне нужен.

– Первого попавшегося в Коридоре?

– Своего единственного. А где он попался, мне неважно. И я скажу тебе больше… – на мгновенье Тайра отвернулась в сторону, и Стив со сжавшимся сердцем заметил, что ее глаза блестят от влаги. – Я знаю, что теперь мы не расстанемся. Даже когда я уйду…

– Ты не уйдешь.

– Даже если уйду. Я буду ждать тебя там, где я есть, и я дождусь. Я не сгину во мраке, не позволю заточить меня навеки во тьме, я выберусь откуда угодно и буду ждать нашей новой встречи. С душой или без – я останусь навсегда верна тебе.

Он не смог ответить, потому что в этот момент потерял способность говорить. Вновь вжимался в ее ладони лицом и боялся того, что намочит их ресницами. Негоже так… Нельзя, не поймут. И дрожал, надеясь, что этого не видно.

А после вдруг собрался из клейкой расплывшейся массы обратно в мужчину, поднялся с пола, нежно коснулся губами тыльной стороны ее ладони и негромко произнес.

– Если так, то пусть все будет так, как должно быть.

– Будет как? – Тайра, волнуясь, подобрала под себя ноги.

– Подожди меня здесь.

И она проводила выходящую из комнаты широкоплечую мужскую фигуру растерянным взглядом.

Доктор отсутствовал всего минуту, а когда вернулся, то сперва несколько секунд постоял в центре комнаты, глубоко втянул воздух, выпустил его наружу и сделал шаг вперед. Опустился на одно колено, протянул вперед то, что было зажато в его руке, но не раскрыл ладонь.

– Тайра, – произнес он, и вслед за ее именем последовала продолжительная пауза. – Я хотел предложить его тебе уже после того, как… как обстоятельства с твоей душой изменятся, после того, как ты получишь ее назад, но ты пришла и сказала, что приняла решение…

– Приняла, – прошептала она, переводя взгляд то на непривычно серьезное лицо, то на ладонь, которая что-то прятала.

– И теперь я не вижу смысла ждать. Это кольцо – мое кольцо, которое будет твоим. Я хочу подарить тебе его, равно как и свою фамилию, и прошу тебя дать мне право защищать тебя, заботиться о тебе, быть твоим мужчиной. И прости, пожалуйста, что кольцо такое простое – очень часто его украшают драгоценными камнями или витыми буквами, но на нем лишь гравировка. Когда я попросил сделать его таким, я знал, что моя женщина не откажется носить такое, не осудит меня за…

Он прервался, потому что Тайра плакала – молча глотала слезы и протягивала вперед руку. И он не стал блистать красноречием и толкать никому уже ненужную речь – разжал ладонь, надел тонкое золотое кольцо с единственным мелким в центре камушком на дрожащий палец и прижал к себе плачущую, такую хрупкую, но впервые в жизни свою женщину.

Его женщину. Тайру.

– Можно я буду спать… – она забыла это слово и теперь волновалась, то и дело комкала ночную сорочку в пальцах и краснела.

– Одетой?

Шуршали расправляемые одеяла, и Тайра не могла разобраться в чувствах, которые обуревали ее при взгляде на обнаженный крепкий торс Стива. Любопытство, восхищение, страх? Хорошо, что все… остальное скрыто тканью широких трусов.

– Конечно, родная. Я же сказал, – Лагерфельд мягко обнял застывшую у кровати девушку – обнял осторожно, чтобы не коснуться теми частями тела, которые бы ее смутили, – просто спать. Мы будем просто вместе спать – ничего более, хорошо?

– А ты…

– Я не буду пока даже касаться тебя, только обниму и поцелую перед сном.

– Но разве ты не должен…

– Я никому ничего не должен. И уж точно не должен пугать тебя стремительными мужскими поползновениями. Ты, – он ласково погладил Тайру по лицу, – моя. И мне достаточно просто знать это. А со временем, потихоньку, когда ты перестанешь бояться близости…

– Я не…

– Хорошо, не боишься. Но только со временем, когда ты ко мне привыкнешь, я позволю себе обнимать тебя теснее и жарче, хорошо?

– Хорошо.

Ей стало легко. Он такой – такой, как она ожидала. Настоящий, заботливый, чуткий, понимающий. Он – тот самый. Он никогда не сделает больно, не принудит и не обидит. Он… идеальный.

Чувствуя себя самой счастливой женщиной на свете и зная, что в эту ночь, пусть даже ничего не случится, она все равно не сомкнет глаз – будет благодарить и молиться, молиться и благодарить – Тайра ждала обещанного на ночь поцелуя.

И он случился. Уже при выключенном свете, при ее полностью закутанном в одеяло теле, при головокружительном восторге от самого только знания о том, что у нее теперь есть муж – свой мужчина и защитник. Тот самый – с нужными красными нитями, которые тянутся к ее синим. Ее позволяющая обрести гармонию половина. Ее правильный Стив.

Легкое касание губ, поглаживание щеки ладонью и едва слышный выдох «Спокойной ночи, любимая».

– Спокойной ночи, – прошептала Тайра в темноту. И лишь мысленно добавила «Чудесный, замечательный, изумительный и любимый мой, Стив».

* * *

(William Joseph – Cinema Paradiso)

Первый день совместной жизни запомнился ей не столько разговорами, сколько запечатлевшимися в памяти мимолетными отрывками: нежными касаниями невзначай, глубокими и наполненными теплотой и чем-то, не высказанным вслух, взглядами – мы еще успеем поговорить, успеем, впереди много времени, а если нет, то все и так понятно… Ощущением обнимающей ее, словно светящееся одеяло, изнутри и снаружи любви, близким присутствием другого человека, осознанием и одновременно неверием в то, что сказка – ее личная сказка, наконец, сбылась. Переплетенными пальцами, заботливыми вопросами, улыбающимися губами напротив, разлитой в воздухе лаской, которой она все никак не могла надышаться.