— Я никуда деньги не вкладывал, — то было правдой. — И ни одна из наших компаний тоже.

— Там дают такой высокий процент, что заниматься обычным делом просто глупо. Если бы я отдал деньги, которые вложил в «Мельтем», в рост Кастелли, сегодня бы они увеличились в два раза.

Я почувствовал при этих словах пустоту и бессмысленность существования. Но объяснял это не глупостью мира, к которому принадлежал, или, если выразиться мягче, не отсутствием логичности в нем, а некоторой невыносимои легкостью. Однако меня это не слишком огорчало, я воспринимал это даже со смехом и отчасти с гордостью.

— Что, «Мельтем» и в самом деле доходов не приносит?

Я сказал не подумав, но Заим обиделся.

— Ладно, что делать? Мы доверяем Папатье, — снова вернулся он к началу разговора. — Надеюсь, она нас не опозорит. Я хочу, чтобы она исполнила рекламную песню «Мельтема» с «Серебряными листьями» на свадьбе Мехмеда и Нурджихан. Вся пресса будет там, в «Хилтоне».

Я растерянно молчал, потому что слышал впервые о свадьбе Мехмеда и Нурджихан.

— Знаю, тебя не пригласили, — пояснил Заим. — Но думал, ты уже слышал.

— Почему меня не зовут?

— Об этом долго спорили, обсуждали. Как ты догадываешься, Сибель не хочет тебя видеть, заявляет категорично: «Если он придет, не приду я». Сибель — лучшая подруга Нурджихан. К тому же это она её с Мехмедом познакомила.

— Но Мехмед и мой близкий друг, — мне становилось нехорошо. — Можно сказать, что это и я их познакомил.

— Не делай из мухи слона и не расстраивайся.

— Почему все происходит так, как хочет Сибель? — возмутился я. Но, когда говорил, чувствовал, что не прав.

— В глазах общественности Сибель — жертва несправедливости, — сказал Заим. — Ты бросил её после того, как жил с ней в доме на Босфоре и спал в одной кровати. Все только об этом и сплетничали потом. Матери приводили в пример дочерям. В назидание. Сибель держится стойко. А на тебя, конечно, она рассердилась. Сейчас все на стороне Сибель, только ты не бери в голову...

— Да и пусть, — выдохнул я, но не мог не думать об этом.

В молчании мы принялись за рыбу и ракы. Я прислушался к шагам хлопотавших официантов. Стоял ровный гул из смеха, голосов, звона приборов. «Никогда больше не приду сюда», — злоба не давала мне покоя. Но, даже уговаривая себя так поступить, знал, что люблю это место и что мир этот мой.

Заим рассказывал, что хочет купить этим летом скоростной катер, но прежде приобретет особый мотор, который можно крепить на корму, что обошел все магазины в Каракёе и не смог найти ничего стоящего.

— Ну все, перестань, хватит дуться, — сказал он внезапно. — Нельзя так расстраиваться из-за того, что не идешь на свадьбу в «Хилтоне». Будто не случалось так, что тебя не приглашали?

— Мне не нравится, что мои друзья избегают меня из-за Сибель.

— Никто тебя не избегает.

— Хорошо, а как бы ты поступил в этом случае?

— А как я должен был поступить? — наигранно спросил Заим. — Я, конечно же, хочу, чтобы ты пришел. Мы с тобой обычно прекрасно веселимся на свадьбах.

— Дело не в веселье, а в чем-то более важном.

— Сибель замечательная девушка, не такая, как все, — еще раз пытался вразумить меня Заим. — Ты её обидел. К тому же выставил перед людьми в странном свете. Вместо того чтобы дуться и смотреть с яростью на меня, согласись с тем, что ты сделал, Кемаль. Поверь, что тогда вернуться к твоей прежней жизни будет гораздо легче.

— То есть ты считаешь, что я виноват, так? — вспылил я. Я продолжал этот разговор, зная, что вскоре пожалею: — Если девственность у нас до сих пор столь важна, то почему мы изображаем европейцев? Давай будем честными!

— Все честны... Единственное, в чем ты ошибаешься, это в том, что считаешь девственность частным вопросом. Какими бы европеизированными и современными мы ни были, для девушки в нашей стране эта тема по-прежнему важна.

— Ты сказал, что Сибель все равно...

— Даже если и так, обществу не безразлично, — сказал Заим. — Когда Белая Гвоздика написал про тебя гадкую статью, о тебе все заговорили. И ты из-за этого расстраиваешься, хотя тебе вроде все по барабану. Разве не так?

Уверен, Заим специально делал так, чтобы меня разозлить. Ну если он хочет, получит сполна. Разум подсказывал мне сдержаться, что я пожалею, но мне было уже не остановиться.

— Знаешь, Заим, дружище? — начал я. — Мне кажется, если Папатья споет рекламную песню в «Хилтоне» с «Серебряными листьями», это будет очень пошло, дешево и глупо.

— Но она же будет нас рекламировать... Ладно-ладно, хватит сердиться на меня...

— Будет заурядно...

— Э-э, да мы ведь и выбрали Папатью именно поэтому, — уверенно признался Заим.

Я приготовился к тому, что он попрекнет меня фильмом, который и вытащил эту заурядность наверх, но Заим был порядочным человеком, у него даже в мыслях не было подобного.

— Скажу тебе, как друг... — внезапно серьезно произнес он. — Милый Кемаль, не люди тебя избегают это ты начал избегать людей.

— И что я такого сделал?

— Ушел в себя. Наш мир показался тебе недостаточно интересным, недостаточно хорошим. Ты сделал какое-то важное открытие. Твоя любовь стала целью, которую необходимо достичь. Не сердись на нас...

— А ничего попроще быть не может? Мы занимались любовью, было приятно и здорово, а потом я влюбился... Любовь — такая штука. С ней чувствуешь смысл, чувствуешь связь с этим миром. Это никак не касается вас!

Слово «вас» само вырвалось у меня. На мгновение мне показалось, что Заим смотрит на меня откуда-то издалека. Теперь мы не могли быть близки, как раньше. Слушая меня, он слышал себя, свои слова. Я замечал это по выражению его лица. А ведь Заим умный человек, даже проницательный. Значит, он тоже на меня сердился. По его глазам видно было, что он от меня отдаляется, и я попрощался и со своим прошлым, и с Заимом.

— Ты слишком чувствительный, — он пытался быть помягче со мной. — За это я тебя и люблю.

— А что Мехмед говорит?

— Ты знаешь, что и он тебя любит. Но они с Нурджихан счастливы так, что ни ты, ни я понять не можем. Мехмед парит от счастья и хочет, чтобы его ничто, никакая проблема не запятнала.

— Понятно, — сухо процедил я и решил сменить тему. Заим сразу все понял.

— Не будь обидчивым, будь благоразумным, — посоветовал он.

— Ладно, ладно! — согласился я, и до конца обеда ни о чем важном мы больше не разговаривали.

Когда уходили Хильми с Неслихан, Заим, прощаясь с ними, пытался смягчить атмосферу шутками, но ничего не получалось. Роскошный вид Хильми и его жены сейчас казался мне немного ненатуральным, даже фальшивым. Я потерял связь со своей прошлой жизнью, со своим прежним кругом, со своими друзьями. Может, это меня и огорчало, но в тот момент душу огорчали месть и ярость.