И вот теперь это наконец произошло…

Никс осознала страшную истину.

«Этот человек для меня ничего не значит».

Словно в ответ на ее невысказанные вслух мысли, по двору раскатилось грозное рычание. Тотчас же к нему присоединилось другое. Из конюшни справа выскочила полосатая тень, следом за ней еще одна такая же. Животные походили на волков, но только ростом они были до груди Никс. Звери принялись расхаживать из стороны в сторону, опустив морды, насторожив уши с кисточками на концах.

Джейс испуганно ахнул, Канте выругался вслух.

Фрелль поспешил отвести своих спутников обратно к двери.

– Это варгры! – предостерег он, и в его голосе прозвучал страх, смешанный с восхищением.

Не обращая внимания на алхимика, Никс не двинулась с места, завороженная мрачными призвуками в рычании зверей. От этого тихого завывания у нее волосы встали дыбом.

Грейлин, человек, который мог быть ее отцом, повернулся к огромным животным.

– Аамон, Кальдер, живо вернитесь обратно! Ну!

Не обращая на него внимания, варгры разошлись в стороны, обходя его. Затем они снова встретились, уже перед Никс, загораживая собой рыцаря. Грозно рыча, варгры оскалились, угрожающе надвигаясь на девушку.

Той вспомнилось предостережение Шан: «Есть звери, которых твое пение привлечет. Они постараются убить того, кто пытается их обуздать».

И тем не менее Никс не двинулась с места, глядя на приближающихся варгров. В их вое она уловила глубоко спрятанные нити, повествующие о непроходимых лесах под холодными звездами, об азарте охоты, о хрусте перегрызенных костей и о тепле стаи, укрывшейся в заснеженном логове. Девушка впустила эти дикие пряди в себя, переплетаясь с ними; она приняла хищную сущность варгров, их кровожадную алчность. У нее не было ни малейшего желания обуздывать все эти первобытные инстинкты, но в то же время она не собиралась отступать перед ними.

Вместо этого Никс собрала всю ярость, всю боль, все чувство вины, переполнявшие ее, даже стыд и одиночество, так, что они стали рваться на свободу, готовые выплеснуться в безудержном крике. Она помнила, как один раз после смерти своего отца уже дала выход буре, оставившей после своего буйства десятки погибших.

«Больше такое не повторится!»

Никс сфокусировала всю эту первозданную мощь на одном воспоминании – о маленькой летучей мыши, пытавшейся спасти ее и отдавшей свою жизнь. О молоке и тепле, которыми они делились друг с другом. О брате, неотрывно связанном с ее сердцем. Закрыв глаза, девушка издала скорбный стон, подпитанный всем, что скопилось у нее в душе, оплакивая это родство. Она передала свою песнь по двум нитям, протянувшимся от нее к сердцам двух диких зверей перед ней.

При этом Никс раскрыла свое собственное сердце, радушно впуская их в него.

Обе эти песни медленно сплелись воедино. Плач у Никс в груди преобразился в беззвучный вой. Она разделила с варграми их тоскливое завывание, обращенное к ледяным звездам, обрамленным заиндевевшим ветвям.

Казалось, прошла целая вечность. Наконец стоявший у Никс за спиной Джейс ахнул.

Девушка открыла глаза.

Сначала один варгр, затем другой склонились перед ней, опуская морды к брусчатке. Янтарно-желтые глаза вспыхнули радушным огнем. Хвосты приветливо закачались. Из двух глоток вырвалось негромкое тявканье, приветствующее отбившегося члена стаи, вернувшегося к своим собратьям.

Никс долго смотрела на своих новых братьев, затем подняла взгляд на стоящего позади них человека. В отличие от этих зверей ему она не предложила родственной связи. На лице у Грейлина изумление смешивалось с благоговейным восхищением.

У девушки имелось для него одно-единственное послание.

«Вот что ты бросил в болотах».

Светловолосый королевский сын стоял в полумраке.

Микейн остановился на погруженной в темноту лестнице, спускающейся в укрепления Вышнего. Он смотрел в узкую бойницу, обращенную на север, на дымящиеся развалины пристани.

Минуло уже три дня с момента трусливого нападения на беззащитные воздушные корабли. Однако в воздухе до сих пор висела пелена дыма, похожая на траурное покрывало. Сотни людей сгорели заживо, тысячи были изувечены. И это были совершенно безвинные люди. За облаками дыма виднелись величественные боевые корабли под гордо реющими знаменами с солнцем и короной.

«К счастью, хоть эти уцелели».

Микейн положил руку на рукоятку меча.

«Теперь война с Клашем неизбежна».

Принц поймал себя на том, что у него в груди разгорается ярость. Не на такое возвращение домой он рассчитывал. Микейн по-прежнему оставался в парадном облачении, в котором был на торжественном параде по случаю бракосочетания. Процессия рыцарей, знати и прислужников прошла от Азантийи до родового поместья семейства Каркасса на западной окраине Тучноземья. Микейн оставил свою молодую жену леди Миэллу в Каркассии, в обширном владении, раскинувшемся среди зеленых холмов. Низкие крыши построек заросли той же самой травой, которой кормились тучные стада. Слухи о грядущей войне явились поводом оставить Миэллу в поместье, подальше от опасностей. Однако на самом деле все это было запланировано давно, чтобы скрыть, как быстро округляется живот молодой жены от ребенка Микейна, будущего наследника престола Халендии.

Принц снова закрыл глаза, думая о том, как нянчит на руках младенца. Он представил себе светлые кудри, такие же, как у себя, и яркие изумрудно-зеленые глаза Миэллы. В груди шевельнулись отцовские чувства. Принц хотел оградить своего ребенка от всех напастей.

– Не будем мешкать, – сказал военачальник Хаддан, стоявший несколькими ступенями ниже. – Король ждет. И ярость еще больше распалила его крутой нрав.

Микейн кивнул. Услышав о нападении клашанцев, он всю ночь скакал в город и въехал в Вышний с первым рассветным колоколом. Его черные лакированные сапоги были облеплены конскими волосами, темно-синий плащ покрылся дорожной пылью, от тела пахло по`том, его собственным и конским. Передав жеребца конюхам, чтобы те его почистили и накормили, принц поспешил в баню Легионария, чтобы очистить от грязи все поры и складки кожи.