Наконец, она остановилась на обочине дороги: аббатство находилось примерно в двухстах ярдах от нее. Джоанна прислушалась, напряженно вглядываясь в тени. Ничего не было слышно, кроме плеска моря, шуршания трав и изредка – вскриков одинокой чайки, вылетевшей на ночную охоту.

Только теперь, в этой тишине, Джоанну охватил страх смерти. Вся ее жизнь предстала перед ней в картинах, полных изумительно точных деталей. По большей части, эти картины трудно было назвать радостными или приятными, но все же страшно было думать, что и им скоро придет конец. По крайней мере, они были населены живыми людьми и происходили в понятном и знакомом мире – тогда как то, что лежало за их пределами, было неподвластно разуму человеческому.

Потом Джоанне вдруг пришло в голову, что ей не годится умирать: до того момента, как умер ее ребенок, она была не слишком религиозна и в последнее время больше думала о собственных несчастьях и о потерянном навсегда любовнике – чем о спасении своей бессмертной души.

Она могла бы бежать! Да, она сбежала из своей темницы, и никакой закон не заставит ее жить с безумцем! Почему ей не искать убежища в Монкс Лодж или в Лондоне, почему не попытаться начать новую жизнь, забыв обо всех прошлых бедах? В конце концов, она была молода и красива, она любила жизнь – и теперь смерть, которую она когда-то призывала, казалась ей мрачным и ужасным исходом…

Но потом она вспомнила о Генри. Да, он был потерян для нее, он был мужем другой женщины, и все же – если сейчас она сбежит, что ждет его? У него впереди долгая и счастливая жизнь – невыносимо было думать, что через несколько минут она может прерваться, если жалкий безумец выстрелит. И если она пожертвует собой – каков будет конец этой истории? Наверное, после первого потрясения и отчаяния жизнь Генри постепенно вернется в естественное русло; окруженный женой и детьми, он постепенно забудет Джоанну, или, в лучшем случае, будет время от времени вспоминать ее с ласковой грустью и легким сожалением. Ни один мужчина не станет носить вечный траур по страстной и такой… неудобной женщине, от которой видел лишь горе и беспокойство – пусть даже она и дала ему напоследок лучшее доказательство своей преданности: отдала за него свою жизнь.

Так тому и быть. Страшно ей сейчас, или нет – она отдаст за Генри все, что у нее осталось, и подарок этот пусть оценивает тот, кому он сделан. Жизнь Джоанны была сплошной путаницей, в которой она так и не смогла разобраться, и теперь, несмотря на страх, она желала, чтобы Смерть разом разрубила все эти узелки. Здесь, в мире живых, у Джоанны больше нет ни надежды, ни будущего.

Все эти мысли промелькнули у нее в голове в ту короткую минуту, пока она отчаянно боролась с собой, разрываясь между любовью и страхом. Отдышавшись и осмотревшись в последний раз, Джоанна медленно вышла на дорогу, бросила последний взгляд на вересковую пустошь и медленно пошла к аббатству. Перекресток лежал в пятидесяти ярдах от нее, но чтобы до него добраться, нужно было завернуть за угол полуразрушенной стены аббатства. Посмеет ли она – зная, что там ее ждет верная смерть? Трусиха! Возможно, ее промедление будет стоить Генри жизни! Возможно, именно сейчас он идет прямо навстречу своей гибели!

Она все же остановилась, напряженно вглядываясь в тропинку, тонущую во тьме. Нет, никого… более того, огромное облако закрыло месяц, стало совсем темно. Если бы все было кончено – она бы услышала выстрел… но, быть может, Генри поехал в Рошем в экипаже, или спустился на берег… или приступ безумия Рока миновал? Должна ли она идти дальше, убегать или ждать на месте?

Нет, она должна выйти на Перекресток и доиграть эту игру.

Странное возбуждение, сходное с азартом игрока, овладело ею, кровь загрохотала в ушах, все нервы напряглись. Она чувствовала себя и впрямь – как игрок, ставящий все свое богатство и репутацию на один бросок костей. Под влиянием этого чувства неопределенность собственной судьбы показалась Джоанне восхитительной, и она улыбнулась во тьме: немногим выпадала такая игра, где на кону – ее собственная смерть и жизнь ее возлюбленного!

Она стала старательно хромать, как Генри, пока не оказалась ярдах в пяти от рокового угла стены. Здесь возбуждение схлынуло, снова накатил смертный ужас. Она не могла этого сделать! Перекресток был от нее в каких-то двадцати шагах, она могла бы увидеть Генри и предупредить его криком… но на то, чтобы пройти мимо этой стены, зная, что за ней может скрываться убийца, зная, что каждый камень, куст или пучок травы могут служить ему укрытием – сил у нее не доставало. Героические решения легко даются вдалеке от опасности, но когда доходит до дела – ах! Все выглядит совершенно иначе! Джоанна истово молилась, чтобы Генри выбрал другой путь, чтобы смог сбежать сам – только бы ей не нужно было выходить на Перекресток! Разум был готов к этому, но тело сопротивлялось.

Лучше она громко окликнет своего мужа, назовет себя и… и что тогда? Он догадается обо всем, он легко с нею справится – какие у нее шансы против сумасшедшего? – и после этого уже никто не помешает ему сделать его черное дело. Нужно вернуться и ждать Генри на обрыве – вперед она идти не осмелится.

Джоанна уже готова была повернуться и бежать, когда до нее донесся странный звук – такой звук мог бы издать дикий и хищный зверь, тянущийся к своей жертве. Ужас парализовал Джоанну, в горле пересохло – она не могла ни двинуться с места, ни крикнуть. Потом послышался глухой щелчок… скрежет… шорох… Джоанна мгновенно поняла, что это такое: Рок забыл дома перезарядить ружье, из которого застрелил собаку, и делал это сейчас!

У нее все еще оставался шанс спастись, и к ней вернулись силы. С громким криком она так быстро отшатнулась от стены, что шляпа слетела с ее головы, и лунный свет, прорвавший облачную завесу, осветил ее бледное лицо. Взгляд Джоанны упал на стену – там луна осветила другое лицо, лицо истинного дьявола: Сэмюэл Рок выпрямился в полный рост, сжимая в руках ружье, направленное прямо на Джоанну. Вспышка пламени вырвалась из дула, и в ее ярком свете Джоанне почудилось, что выражение адской ненависти на лице Рока сменилось выражением отчаянной агонии… Затем ее что-то сильно толкнуло в грудь – и Джоанна рухнула на дорогу.

Джоанна оказалась совершенно права. Рок заметил ее и принял за Генри Грейвза, обманутый поддельной хромотой. Он подкрался к ней под прикрытием стены, уверенный, что крадется к своему сопернику, потом выпрямился и выстрелил. В последний миг Рок понял свою ошибку, но было уже слишком поздно!

Да, он понял, что убивает женщину, любимую и желанную, а не того, кого она любила – но остановить пулю уже не мог, и она вонзилась в грудь его жены. Отшвырнув ружье, Рок перепрыгнул через стену и подбежал к Джоанне. Она лежала на спине, глаза ее были широко открыты, руки раскинуты – и он решил, что она мертва. С громким воплем отчаяния проклятый безумец отшатнулся – и кинулся прочь, не разбирая дороги.

Когда Генри расстался с Джоанной возле Монкс Лодж, его переполняли отчаяние, гнев и горькая обида, которые он собирался обрушить сначала на свекра, а затем и на свою семью, особенно – на мать. Его заманили в ловушку, обманули, а теперь было слишком поздно и невозможно все исправить. Действительно, обо всем этом не должна была узнать его жена. Джоанна не ошибалась в отношении Эммы – нельзя было допустить, чтобы она узнала обо всех этих беззакониях: о том, что имя, которое она носила, и муж, которого она любила, на самом деле должны были по праву принадлежать другой женщине. Бедная Эмма! По крайней мере, уж она-то была ни в чем не виновата, и он должен был защитить ее от последствий поступков остальных.